Читать книгу "Настройщик - Дэниел Мейсон"

«Жаль, что доктор так ничего и не написал о самом рояле, — подумал он, — потому что именно он, герой всей этой авантюры, и его отсутствие во всех материалах — самое большое упущение». Эдгар продолжал думать о Кэрроле. «Кэррол заставил армейских чинов читать его труды по естественной истории, и было бы только честно, если бы их заставили прочесть еще и о рояле», — эта мысль понравилась ему. В творческом порыве, когда в груди росло ощущение общей с доктором миссии, он встал, достал чернильницу, перо и бумагу, зажег новую свечу от той, которая уже почти догорела, и начал писать.

«Господа!

Я пишу к вам с борта нашего парохода, направляющегося в Рангун. Уже четырнадцатый день длится наше путешествие, и в дороге для меня были большим развлечением красоты, открывающиеся перед нами, а также те материалы, очень информативные, которые предоставило мне ваше министерство. Однако я обратил внимание на то, что очень мало в них сказано, собственно, о цели моей миссии, а именно о самом рояле. Поэтому в целях исторических, а также для сведения служащих Военного министерства я почел необходимым собственноручно записать следующее. Прошу поделиться этими сведениями со всеми, с кем сочтете нужным. Господа, если вас заинтересует какая-либо дополнительная информация, я с большим удовольствием предоставлю ее вам.

История возникновения рояля „Эрард“

История возникновения рояля марки „Эрард“ вполне естественно может иметь два начала: начало, собственно, рождения фортепиано и история жизни ее создателя Себастьена Эрарда. Но первая длинна и замысловата, хоть и весьма любопытна. (Это слишком большое испытание для моего пера, ибо я настройщик, интересующийся историей, а не историк, интересующийся настройкой.) Достаточно сказать, что после изобретения фортепиано Кристофори в начале восемнадцатого века инструмент претерпел значительные модификации, рояли „Эрард“, как и все современные его собратья, зародились в русле этой славной традиции.

Себастьен Эрард родился в Германии, в Страсбурге, но в шестнадцать лет, в 1768 году, переехал в Париж, где пошел в ученики к мастеру по клавесинам. Не будет преувеличением сказать, что юноша оказался чрезвычайно талантлив и вскоре, закончив обучение, открыл собственную мастерскую. Прочие парижские мастера почувствовали угрозу своему бизнесу со стороны одаренного молодого человека и развернули против него целую кампанию, после того как он изобрел механический клавесин. Это был инструмент с многочисленными регистрами, с плектрами из перьев и воловьей кожи, и все это приводилось в действие изощренным педальным механизмом, о котором никто до сей поры не слыхивал. Но инструмент производил такое впечатление, что, невзирая на бойкот, герцогиня Виллеруа взяла юного Эрарда под свое покровительство. Эрард приступил к изготовлению фортепиано, и высокородные друзья герцогини покупали их у него. Этим он перешел дорогу импортерам, потому что его фортепиано составляли серьезную конкуренцию ввозимым из Англии инструментам. Была попытка совершить налет на его дом, но налетчики были остановлены никем иным, как гвардией Луи XVI. Эрард стал настолько популярен, что сам король выдал ему неограниченную лицензию на торговлю.

Несмотря на покровительство короля, Эрард постепенно стал задумываться о путешествии за границу и в середине 80-х годов прошлого столетия отправился в Лондон, где открыл еще одну мастерскую на Грейт-Мальборо-стрит. Он был там и во время Французской революции, 14 июля 1789 года, когда была взята Бастилия, и тремя годами позже, когда Францию захлестнула волна террора. Это, я уверен, вам хорошо известно. Тысячи буржуа тогда бежали из страны, многие были приговорены к казни на гильотине. Но вот факт, известный немногим: те, кто бежали или были казнены, оставили после себя тысячи произведений искусства, а также и музыкальные инструменты. Что бы ни говорили о французских вкусах, вероятно, стоит отметить, что даже среди революционного кошмара, когда ученые и музыканты кончали свои дни на плахе, нашелся кто-то, кто решил, что музыка достойна защиты. Была организована Временная комиссия, занимающаяся всем, что касалось искусства. И Бартоломео Бруни, посредственный скрипач из итальянского Театра комедии, был назначен директором по инвентаризации. В течение четырнадцати месяцев он собирал инструменты, оставшиеся от осужденных. Было собрано более трехсот, каждый из которых был связан с трагической историей его хозяина. Антуан Лавуазье, знаменитый химик, расстался с жизнью и оставил после себя циммермановский концертный рояль, изготовленный во Франции. Огромное количество инструментов, на которых играют по сей день, имеют схожую судьбу. Среди собранных тогда фортепиано было шестьдесят четыре рояля французского производства, из них больше всего было инструментов Эрарда — всего 12.

Трудно сказать, отражало ли это преимущественно вкусы Бруни или жертв террора, но это, вероятно, в наибольшей степени укрепило репутацию Эрарда как лучшего производителя роялей. Заслуживает упоминания, что ни сам Себастьен, ни его брат Жан-Батист, который оставался в Париже, не были подвергнуты революционному суду, даже несмотря на покровительство короля. Дальнейшая судьба одиннадцати из этих двенадцати инструментов известна. Я настраивал все те, которые в настоящее время находятся в Англии.

Естественно, Себастьен Эрард уже скончался, но его мастерская до сих пор действует в Лондоне. Сам мастер продолжает жить в своих изделиях, которым с технической точки зрения присуща особая красота. Если трудно разобраться в механике того, что я описываю, то по крайней мере можно отдать должное этому механизму, как я отдаю должное работе ваших орудий, не понимая химической природы газов, заставляющих их стрелять. Нововведения Эрарда произвели революцию в изготовлении фортепиано. Двойная система звукоизвлечения, mecanisme à étrier, прикрепление каждого молоточка в отдельности вместо групп из шести, как в инструментах „Броадвуд“, аграф, гармоническая решетка — все это изобретения Эрарда. На „Эрарде“ играл Наполеон. Сам Себастьен Эрард послал концертный рояль своего производства в подарок Гайдну; Бетховен играл на таком инструменте в течение семи лет.

Я надеюсь, что вы сочтете эти сведения полезными для более глубокого понимания и признания ценности прекрасного инструмента, ныне оказавшегося в дальних пределах нашей Империи. Такая вещь требует не только уважения и внимания. Она требует такого же ухода, как ухаживают за произведением искусства в музее, стараясь его сохранить. Качество инструмента заслуживает заботы о нем со стороны настройщика, и я надеюсь, это лишь первый шаг к тому, чтобы он был сохранен.

Ваш покорный слуга, Эдгар Дрейк, настройщик фортепиано, специалист по „Эрардам“.»

Дописав, он сидел и смотрел на письмо, крутя в пальцах перо. Он посидел с минуту, потом зачеркнул «ухода» и надписал сверху — «защиты». В конце концов, они — военные люди. Он вложил письмо в конверт и убрал в портфель, чтобы отправить из Рангуна.

«Я надеюсь, они прочтут мое письмо», — подумал он, улыбаясь самому себе перед тем, как заснуть. Конечно, в тот момент он не мог знать, что оно будет прочитано много раз, изучено, проанализировано криптографами, исследовано на свету и даже рассмотрено через сильные лупы. Потому что, когда человек исчезает, мы цепляемся за все, что осталось от него.