Читать книгу "Человек отменяется - Александр Потемкин"

— А что такое? Хотите оспорить мой статус?

— Ах, вы даже настаиваете на этом определении?

— Все же очевидно! Я осуществил переход России к рынку, ввел свободные цены — основу рыночных отношений. Они стимулировали рост производства, перелив капиталов, обеспечили сбалансированность между спросом на товары и их предложением.

— Да! Но свободные цены были введены в государственной экономике. Не абсурд ли это? Вам бы знать, коллега, что товарная масса и доля услуг незначительного числа кооперативов и акционерных обществ тогда не превышали на рынке одного процента. А свободные цены могут стимулировать лишь субъектов рыночного хозяйства, но не государственный сектор. Вот так вот-с! Поэтому они привели к полной дезорганизации экономики и к неуправляемой инфляции. Только за 1992 год цены выросли в 25 раз, а за весь период реформ — в десятки тысяч. Что же тут замечательного и умного? Это дурость! Дурость, дурость! — рассмеялся Химушкин. Он заглянул в лунку, где отдыхал Гайдуров, и, продолжая смеяться, подумал: «И здесь он прекрасно устроился, удобрениями себя вдоволь потчует. Гранулированным нитромофосом обложился. Всхожесть ожидает европейскую. Рекордную. Да! Знает его превосходительство как собственные дивиденды наращивать! Здесь русские чиновники, и отставные и действующие, настоящие чемпионы мира!»

— Брось их, Семен! — еле слышно шепнула Несыкайло.

— Откуда возник этот тип? — озлобленно бросил умащенный ароматными кремами господин Красноухов. Его вздернутый нос обострился, а черные глаза от возмущения широко раскрылись. Даже уши заострились. На крупной груди крепились различные ордена, дорогие знаки и медали. Россия всегда была расточительна на награды. — Что за наказание нам Онищенко подготовил? Эй ты, умник в наряде бомжа, здесь элитная зона отчуждения, посторонним вход заказан. Представил ли он охране сертификат соответствия? Или документ о происхождении? Может, он иностранец? Акцент у него странный — украинец или молдаванин? Где Онищенко? — обратился к публике Красноухов.

— Немец он, глава грузинской мафии, приживальщик на маршальских погонах русской истории! Я сделаю запрос в Генеральную прокуратуру, каким это образом он оказался рядом с нами, — вставил отъевшийся господин Хичков, ткнув в Семена Семеновича пухленьким пальчиком. Его плюгавая рожа расплылась в льстивой улыбке, обращенной к Гайдурову и Красноухову.

Реплика и вид Хичкова вызвали у Химушкина приступ смеха. «Радiсть яка — серед цих поганих людей хвилинку — другу побути. — пронеслось в его голове. — Не так просто таких уродiв в життi зустритити. Вони дiйсно можуть знаходитися тилько у видчудженiй зонi».

— Что ответите ваше превосходительство, на сказанное мной? — обратился Семен Семенович к Гайдурову.

— Для борьбы с инфляцией я разработал комплекс мер по ограничению денежной массы. Это должно было предотвратить переполнение каналов обращения избыточными, обесцененными деньгами. — Известный экономист раскашлялся и замахал руками, словно помогая себе справиться с приступом.

— Мне так страшно, что лучше я уйду, — шепнула на ухо Семен Семеновичу Наталья. Особая чиновничья томность разлилась по ее меланхолическому лицу, и она тут же ретировалась.

— Ограничение денежной массы привело к повсеместному бартеру, гигантским неплатежам. Задержки с выплатой зарплаты и пенсий стали нормой. Инфляция галопировала. Сбережения у людей обесценились в тысячу раз, — лихо парировал Химушкин. — Его захлестывало желание обличать собеседника и дальше.

— Это было одной из главных задач реформаторства. Дорогу рыночным отношениям я проложил, ликвидировав избыточную денежную массу — сбережения населения, не имеющие товарного покрытия, — привстал Гайдуров. Семен Семеновичу даже показалось, что этот толстенький человечек напряг кулачки.

«Что, драться, надумал? — мелькнуло у Химушкина в голове. — Даже интересно — от такой знаменитости в морду получить. Пусть даст в глаз или выбьет зубы. У меня их все равно мало осталось …»

— Во всех рыночных странах сбережения населения служат главным источником кредитования экономики. В России ликвидация сбережений привела к не преодоленному по сей день инвестиционному голоду, к ослаблению банковской системы, — подбросил Семен Семенович.

— Я сделал страну открытой для иностранного капитала. А это развитие экономики, внедрение новых технологий, создание рыночной инфраструктуры! — Титулованный реформатор вплотную приблизился к Химушкину. Тот даже почувствовал его тяжелое дыхание.

— Почему ты этому типу все поясняешь? Он должен вначале образование получить. Ознакомиться с твоими книжками, Борис Борисович! Твой вклад в развитие независимой России безмерен! И нет никакой необходимости этот факт доказывать, тем более такому замухрышке, — холодно вставил Красноухов. Публика обернулась к нему, словно ожидая каких-то откровений. Все любопытствующие очень походили друг на друга. Полные, самодовольные, загорелые лица, галстуки мировых брендов, на руках часы с тюрбуеном, свисающие под самое запястье, чтобы золото не скрывалось под рукавами, а блестело на виду. — Лучше потанцуем, господа. Девок-то целая куча, как на черноморском пляже. И у всех глаза сверкают, потехи требуют!

— Ваше чиновничье время закончилось в 1992 году. А сколько-нибудь значимые инвестиции пришли в страну спустя пять лет — и то лишь как вложения в государственные ценные бумаги. За этим инвестиционным «бумом» последовали дефолт и тяжелейший экономический кризис. Крупных же вложений в реальный сектор мы ждем и по сей день. А на дворе уже 2007 год … — вырвалось в нетерпении у Химушкина. — Я не о ваших знаниях хочу сказать, они-то совсем ничтожны, я думаю о мнении, которое сложилось вокруг вас: будто вы какой-то замечательный ученый, а ведь на самом деле — пустышка. Да! Школьник в коротких штанишках. Вам бы что-нибудь стоящее прочесть, сколько замечательных книг на полках пылится. Но наш народ любит легенды, вот они и рождаются, мифы. В этом мне видится несправедливость невероятная. Порой даже плакать хочется, не из жалости к самому себе, а из-за боли за всю нацию. Россия — это цельный, самобытный, богатейший мир. Как же такая ничтожная фигура, как вы, могла занять в нем значительное место, пусть на короткое время? Даже на год! — Хватит! Пора остановиться» — приказал себе Химушкин и умолк.

— Тобой займутся следственные органы, это я тебе обещаю. Сам военные заводы скупает, а на национальные авторитеты замахивается! — побагровел Хичков. — Под суд Химушкина! На эшафот наглеца, критикующего столбовые личности России! Следующий раз возьму разрешение в прокуратуре облить тебя дерьмом. Публично, под хохот лучших представителей силовых структур.

«О ком это он? Какие заводы? Придурок какой-то! До него никак нельзя дотрагиваться. Это ядовитое существо, разносчик заразы», — решил Химушкин.

— Согласен, что я комар, вша, муравей, низкое существо. Я вовсе не собираюсь приукрашивать свое место в жизни, — обратился он к Хичкову. — У вас полное право меня прихлопнуть. Трах! Трах! Трах! Да! И мне крышка. Но я ничуть не огорчусь этим обстоятельством. Более того, меня влечет именно к такой развязке. Небесные силы могут зачесть ее большим плюсом в каком-нибудь другом, высоком, этаже мира.