Читать книгу "Белые зубы - Зэди Смит"

— Офицеры-индусы? Черный, однако, это будет день, — сказал Рой.

— В первый же день, — продолжал Самад, — я разбомбил немецкое логово. Спикировал на них, как орел.

— Брехня, — сказал Рой.

— На второй день я обстреливал врага во время его наступления на линию Готик, когда он уже прорвал оборону Ардженты и теснил союзников в долине По. Сам лорд Маунтбэттен[30]должен был лично меня поздравить. Руку пожать. Не успел. Знаете, что случилось на третий день, сапер Джонс? Знаете, почему я теперь калека? В расцвете-то сил?

— Нет, — тихо отозвался Арчи.

— Из-за одного ублюдочного сикха, сапер Джонс, ублюдочного идиота. Мы стояли в траншее, его пистолет сорвался и прострелил мне запястье. Но я не позволил ничего ампутировать. Мое тело даровано мне Аллахом целиком. Целиком к нему и вернется.

Так Самад среди других неудачников оказался в армии Его Величества, в бесславном дивизионе, наводящем мосты; его окружали люди, подобные Арчи, подобные Дикинсон-Смиту (в чьем государственном досье стояла пометка: «Внимание: гомосексуален») или Макинтошу с Джонсоном, явно подвергшимся фронтальной лоботомии. Отбросы войны. «Убогий батальон», как любовно выражался Рой. Загвоздка заключалась в следующем: капитан Первого штурмового дивизиона Дикинсон-Смит был не солдат, тем более — не офицер, несмотря на командирские замашки. Его против воли вытащили из отцовского колледжа, вытряхнули из отцовского платья и отправили, как когда-то отца, ВОЕВАТЬ. Как когда-то отца, а еще раньше — отца отца, и так до бесконечности. Молодой Томас покорился судьбе и уже целых четыре года настойчиво шел к цели: присоединить свое имя к удлиняющемуся списку Дикинсон-Смитов, вырезанному на большой надгробной плите в деревне Литтл-Марлоу, лечь сверху в семейную банку сардин, что горделиво красуется на старинном погосте.

Дикинсон-Смитам случалось погибать от рук фрицев, мавров, китаез, кафров, лягушатников, шотландцев, мексикашек, зулусов, краснокожих (южных и восточных), а один из них был даже подстрелен вместо быстроногой окапи каким-то шведом на охоте в Найроби, поэтому каждый Дикинсон-Смит спал и видел, как он по семейной традиции проливает кровь на чужой земле. А если подходящей войны не подворачивалось, у Дикинсон-Смитов имелся в запасе курортный полигон смерти — Ирландия, на которую начиная с 1600 года всегда можно было рассчитывать. Но умереть — дело хитрое. И хотя во все времена возможность подставить грудь под смертоносное оружие притягивала членов этой семьи, как магнит, нынешний Дикинсон-Смит грозил не оправдать надежд. У бедного Томаса была своя, особая страсть к экзотическим странам. Ему хотелось узнать их, вникнуть в них, полюбить, взлелеять. Для военных игрищ он попросту не годился.

Долгая история о том, как Самад из бенгальских войск, с пика своих боевых достижений, докатился до «убогого батальона», рассказывалась и пересказывалась Арчи Джонсу — слушал тот или нет, — ежедневно две недели подряд, каждый раз в новой версии и с новыми уточнениями. Рассказ был тягомотным, но все-таки светлым по сравнению с другими историями, которые рассказывались долгими ночами и поддерживали в личном составе «убогого батальона» общее состояние подавленности и отчаяния. Трагическая смерть невесты Роя, парикмахерши, поскользнувшейся на бигуди и разбившей голову о раковину; невежество Арчи, не ходившего в школу, потому что мама не могла купить ему школьную форму; сонм погибших родственников Дикинсон-Смита — таков был набор затертых канонических историй; что касается Уилсона, то днем он молчал, зато во сне начинал скулить, и на его лице явственно отражались настолько горькие горести, что никто не смел его расспрашивать. Так продолжалось какое-то время; горемычный батальон, словно бродячий цирк — шуты и уроды, — бесцельно скитался по дорогам Восточной Европы, за неимением публики развлекая сам себя. Каждый по очереди смотрел и показывал номера. Но однажды их танк въехал в день, которого История еще не знала. Который не потрудилась удержать Память. Камень утонул. Вставные зубы бесшумно опустились на дно стакана. Это случилось 6 мая 1945-го.

6 мая 1945-го, примерно в 18:00, в танке что-то взорвалось. На мину вроде было не похоже, скорее что-то с мотором. Танк медленно остановился. Это произошло на границе с Грецией и Турцией, в маленькой болгарской деревушке, по которой война прокатилась и схлынула, почти не изменив привычный уклад жизни.

— Ясно, — сказал Рой, посмотрев, в чем дело. — Мотор екнулся, и одна гусеница полетела. Нужно звать помощь по радио и сидеть ждать, пока они не приедут. Сами мы тут ничего не сделаем.

— Даже пробовать не станем? — спросил Самад.

— Чего пробовать, — вмешался Дикинсон-Смит. — Рядовой Макинтош прав. Для устранения такого рода поломки у нас нет оборудования. Будем ждать помощи.

— А долго нам ждать?

— День, — сказал Джонсон. — Мы оторвались от остальных.

— Капитан Смит, а есть ли необходимость сидеть в машине все эти двадцать четыре часа? — поинтересовался Самад, который страдал отличной гигиены Роя и вовсе не жаждал находиться с ним рядом в душный, безветренный вечер.

— Ага, выходной ему подавай! Да за это знаешь… — рявкнул Рой.

— Почему бы нет. Можно и поразмяться — нет смысла всем здесь торчать. Вы с Джонсом идите первыми, все разведайте, а когда вернетесь, пойдем мы с Джонсоном и рядовым Макинтошем.

Таким образом, Самад и Арчи отправились в деревню и три часа пили там самбуку и слушали рассказ хозяина корчмы о кратком налете двух нацистов: те нагрянули внезапно, съели все его припасы, отымели двух гулящих деревенских девок и всадили пулю в лоб человеку, недостаточно быстро указавшему им дорогу к ближайшему селению.

— Какие-то они были нетерпеливые, — говорил старик, качая головой. Самад уплатил по счету.

На обратном пути Арчи, пытаясь завязать беседу, сказал:

— Ха, да таких завоевывать и грабить — плевое дело.

— Двое людей — сильный и слабый — уже колония, сапер Джонс, — ответил Самад.

Вернувшись к танку, Арчи и Самад обнаружили, что рядовой Макинтош, Джонсон и капитан Томас Дикинсон-Смит мертвы. Джонсон был задушен проволокой для резки сыра, Рой убит выстрелом в затылок. Из его распахнутого рта исчезли все серебряные пломбы; только клещи остались торчать, как железный язык. А Томас Дикинсон-Смит, увидев надвигающегося убийцу, успел увернуться от уготованной ему судьбы и выстрелить себе в лицо. Он стал единственным Дикинсон-Смитом, который погиб от руки англичанина.

* * *

В то время как Арчи и Самад обмозговывали ситуацию, генерал-полковник Йодль сидел в маленьком красном здании школы в Реймсе и тряс чернильную ручку. Взмах, другой. Затем ручка исполнила вдоль пунктирной линии торжественный танец, вписав имя генерал-полковника в историю. Война в Европе окончилась. Человек, стоящий за плечом Йодля, быстро выхватил из-под его руки бумагу, и генерал-полковник понурился, в полной мере осознав свершившееся. Но Арчи и Самаду станет известно об этом спустя целых две недели.