Читать книгу "Апокриф - Владимир Гончаров"

Как бы то ни было, главы вступивших в противоборство церковных партий когда-то предали проклятью и друг друга и паству, каждый — чужую, конечно. По какому-то странному стечению обстоятельств одна из вновь образовавшихся церковных иерархий пришлась ко двору государям, чинившим суд и расправу в северной части материка, другая оказалась весьма кстати королям и герцогам юга… С тех пор и те и другие венценосцы получили возможность вести войны исключительно с благочестивыми целями — в защиту истинной веры и страдающих единоверцев.

Надо сказать, что большинство верующих и на севере, и на юге, особенно теперь, после прошедших с тех легендарных времен многих сотен лет, не затрудняли себя погружением в тонкости догматических расхождений, давших когда-то повод к расколу. Немногие из них могли толком ответить на вопрос, что, собственно, такое — «венец истины», не говоря уже о том, чтобы точно воспроизвести и тем более прокомментировать его текст. Некоторые, вообще, полагали, что «венец истины» — это какой-то магический ритуальный предмет… Зато принадлежность к той или другой конфессии за те же сотни лет, неоднократно отмеченная взаимным кровопролитием, стала одним из главных, а часто и самым главным знаком, когда нужно было отделить «своего» от «чужого» и решить, с какой стороны баррикады занять место.

В устье Смилты, в течение веков переходившем из рук в руки, обстановка всегда была чревата взрывом. Обе общины были здесь представлены примерно равным количеством населения. Единоверцы жили селами, а в городах — кварталами. В ходе длительной борьбы за право остаться на отеческих землях и за возможность просто выжить в бесконечных военных стычках люди и с одной, и с другой стороны привыкли держаться тесными религиозными кланами и были всегда настороже, относясь, даже в мирное время к человеку, отмеченному знаком другой церкви, в лучшем случае, с недоверием. И если у тебя на мизинце левой руки был перстень с белым камнем, который носила паства Церкви Бога Единого и Светлого, то тебе не следовало без крайней нужды появляться в селе, в квартале, на рынке или в пивной, где жили, покупали снедь или пили пиво люди, носившие на таком же мизинце почти такой же перстень, но только с красным камнем, означавшим, что владелец его принадлежит к Церкви Бога Единственного и Светоносного.

И в НДФ, и в Объединенном Королевстве церковь давно была отделена от государства, а о религиозных войнах рассказывали лишь учебники истории. Вера стала, скорее, традицией, чем насущной потребностью, взаимные обиды отошли в прошлое, и люди, носившие на мизинцах перстни с камнями разного цвета, охотно сидели за одним столом, вместе работали, женили детей… Но вот в спорном устье Смилты, управлявшемся уже более тридцати лет временной администрацией по мандату Международной Миротвоческой Лиги, часы, казалось, остановились три или четыре века назад, несмотря на научный, технический, социальный и всякий прочий прогресс.

* * *

Конфликт начался, как всегда, с внутренней разборки на подмандатной территории. Кто первый и даже по какому поводу ее начал, в настоящее время установить уже невозможно. Историки НДФ и Объединенного Королевства, естественно, придерживаются по этому щекотливому вопросу прямо противоположных точек зрения и, разумеется, в огромном количестве приводят веские доказательства, неопровержимые документы, достоверные факты, свидетельства очевидцев… каждый в свою пользу, конечно.

Но как бы то ни было, в устье Смилты началась стрельба, благо, неистовые радикалы и боевые организации были как у «белокаменных», так и у «краснокаменных». Появились первые жертвы как у тех, так и у других. Каждая из сторон, как водится, обвиняла в попустительстве террористам действовавшую по мандату временную администрацию и патетически взывала о защите к единоверцам в метрополиях…

Нельзя сказать, чтобы Стиллер желал этого конфликта или полагал, что сможет использовать его в качестве верного средства повышения своей популярности. Он в общем-то понимал, что пригодная для подобных целей «маленькая победоносная война» из этой истории вряд ли получится: просто так взять под свой контроль устье Смилты никто не даст… Объединенное Королевство вмешается непременно, а это довольно серьезная военная машина, и, скорее всего, большой войны избежать не удастся… Но и отступать ему было некуда: уж слишком активно он эксплуатировал в своей политике ультрапатриотические мотивы и, скорее всего, стал заложником собственной игры. Отказ идти в этой игре до конца означал лишение главной опоры — поддержки военных, а также той значительной части населения НДФ, которая все еще мыслила имперскими категориями и полагала, что многочисленные экономические издержки Стиллеровского правления и очевидный административный зажим являются необходимой выкупной ценой для восстановления величия Родины и сохранения ее исключительной (по их мнению) национальной самобытности.

Короче, Стиллер вынужден был ввязаться в авантюру, исход которой для него был не вполне ясен.

Последовал обмен предельно жесткими нотами, в которых каждое из правительств обвиняло противную сторону в «эскалации конфликта» и «поддержке религиозных экстремистов, безнаказанно убивающих мирных граждан». Надо заметить, что и те и другие в таких своих утверждениях были правы…

Обе страны стали перебрасывать войска к границам спорной территории. Радикалы всех цветов в устье Смилты были в восторге и сделали все от них зависящее, чтобы не дать конфликту как-нибудь невзначай затухнуть: выстрелы и взрывы следовали ежедневно, кровь полилась ручьями, обещая в недалеком будущем — реки…

Боевые группы, гоняясь друг за другом по зоне конфликта, в пиковых ситуациях не прочь были перейти соответствующий дружественный рубеж, что вызывало неизбежные перестрелки преследователей с воинскими частями, в расположении которых стремились укрыться преследуемые. Эта ситуация с удручающим однообразием повторялась и на границе НДФ, и на границе Объединенного Королевства. Постепенно в дело пошла артиллерия, с помощью которой войска, стоявшие у границ, давали «отпор наглым провокаторам». Мощные артиллерийские дуэли, как гангрена, стремительно распространились из устья Смилты по всему почти тысячекилометровому рубежу, разделявшему две страны.

Дипломатические отношения были разорваны, ноты сменились ультиматумами, и пока Международная Миротворческая Лига выражала «серьезную озабоченность обострением обстановки», оба правительства объявили частичную мобилизацию…

* * *

Лорри как раз направлялась сдавать зачет по экономической статистике, когда поняла, что случилось что-то серьезное и, еще не узнав точно, уже догадалась, что именно произошло…

В это утро встав, умывшись и одевшись, она тут же, даже не позавтракав, уселась за стол и в течение часа, уставя локти в столешницу, подперев ладонями щеки и прикрыв пальцами уши, зависла над учебником, еще раз повторяя ключевые формулировки предмета и укладывая в памяти пояснительные таблицы и графики.

Одна из подружек-соседок по комнате, сдавшая сессию досрочно уже уехала в свой кантон к родителям, другая, несмотря на наличие у нее основательного количества «хвостов», пребывала в периоде очередной острой влюбленности и по этой причине, вернувшись со свидания только под утро, крепко спала. Ничто не мешало Лорри и не отвлекало от сосредоточенной зубрежки. Наконец, выложенные здесь же на столе, ее собственные хорошенькие наручные часики (подарок отца) показали, что пора отправляться на встречу с преподавателем. Она наскоро разжевала пару печений, запила их несколькими глотками молока из припасенной накануне бутылки, сунула на всякий случай учебник и тетрадь с конспектами в изящный дамский портфельчик из настоящей кожи на длинном и тонком плечевом ремешке (подарок мамы), покрутилась секунд десять перед зеркалом, укрепленном на дверце гардероба: хороша ли? (Хороша!) — и выпорхнула из комнаты.