Читать книгу "Звезда второго плана - Георгий Ланской"

Выглядел он замечательно: свежий, подтянутый, да еще и вкусно пахнущий «Фаренгейтом» – словно только что выпорхнул с модного показа. Даже ногти были безукоризненны, хотя Дима доподлинно знал: Егор не любит маникюр. И тем не менее умудряется всегда выглядеть так, словно только что вернулся из салона. А ведь он столько раз был свидетелем того, как Егор, явившись в пять утра, до семи строчит статью на стареньком ноутбуке, а потом, зализав волосы гелем, мчится в редакцию, потому что на душ нет времени…

Диме стало стыдно.

Но потом он вспомнил, что вообще-то это его квартира и хозяин тут он, а друг пришел в гости!

Дима приободрился и плюхнулся на диван, угодив на забытую тарелку с огрызками яблок. Егор фыркнул, а Дима, покраснев как рак, зло швырнул тарелку на стол, отряхнул тощий зад и снова уселся на диван, закинув ноги на стол по-ковбойски.

– Ты сколько пьешь уже? – поинтересовался Егор.

– Тебе-то что? – огрызнулся Дима.

– Ничего, – пожал плечами Черский и выразительно оглядел разгромленную квартиру. – Горе заливаешь?

– Чего ты ко мне пристал?!

– А к кому мне тут приставать? Больше никого нет. Ты да я.

Дима вздохнул.

Егор посмотрел с сочувствием, отыскал на столике яблоко и, потерев о рукав, надкусил.

– Чего сдулся-то? – недовольно спросил он. – Совсем тяжко?

Больше всего Димке хотелось промолчать. А еще – избавиться от явившегося без приглашения друга, встать под контрастный душ, чтобы промыть мозги, потом забраться в постель, ткнуться в теплую грудь Рокси и почувствовать, как она гладит его по голове…

Хотя Рокси жалела его не слишком долго. Когда Дима впал в хандру, она оправила перышки и улетела беззаботной птичкой.

– Не кисни, – весело посоветовала она напоследок. – Жизнь полосатая. У тебя не все так плохо, как ты думаешь. Поверь, бывает хуже!

Куда еще хуже?!

Дима сдвинул брови, вспомнив бывшего подопечного всемогущего продюсера Люксенштейна – Владика Голицына, носившего в жизни куда менее громкую фамилию. Стоило Владику не угодить Люксенштейну, как тот легким движением руки сбросил певца с эстрадного олимпа. И все! Карьера кончилась в одночасье. Не стало песен, не стало клипов, ротации на радио, записей на телевидении. Владик записал еще пару альбомов, которые с треском провалились, и канул в Лету. Последнее, что Дима слышал о нем – что он поет в ночных клубах свои старые хиты…

Дима подумал, что Владу все-таки легче. У него осталась хотя бы злоба, в то время как у него самого – отчаяние, страх и перспектива остаться в долговой яме навечно.

Оксана Люксенштейн нашла строптивого певца достаточно быстро. Вдова продюсера вела дела без всякого понимания, однако считать умела. Когда Димка прервал свой тур по сельским клубам, она, сопровождаемая двумя громилами, прилетела в квартиру с кипой бумаг.

– Значит, так, дорогой мой, – жестко сказала Оксана, подсовывая ему парочку документов. – Муж вложил в тебя больше шести миллионов. Согласно документам ты не отработал и половины. Квартира, в которой ты живешь, тоже теперь моя. И что мы с этим будем делать?

– Что делать? – переспросил Димка, глядя на телохранителей с одинаково тупыми свиными глазками, наблюдавшими за ним с плотоядным интересом. Оба напомнили ему картинку из учебника биологии, где неизвестный художник изобразил питекантропа.

– Как это – что? – изумилась Оксана. – По документам, у тебя контракт еще на три года. Нет, если желаешь – можешь расторгнуть его хоть сейчас, я согласна! Но по условиям договора ты выплатишь мне не только оставшуюся сумму, но и неустойку в трехкратном размере.

Димка икнул.

Питекантропы ухмыльнулись, словно представив, как их мощные челюсти перемалывают тонкие Димкины косточки.

– Но у меня нет денег, – промямлил он.

Оксана покачала головой с мнимым сочувствием.

– Какая жалость, – холодно сказала она. – Ну, тогда отрабатывай. И без капризов. На следующей неделе поедешь в Сибирь. Потом на Ставрополье.

Ее глаза смотрели жестко и зло.

Дима, привыкший видеть в ней бесхребетную мямлю, у которой никогда не было собственного мнения, поразился произошедшими переменами. От бывшей манекенщицы с нежным овалом лица и зовущими губками не осталось и следа. Перед Димкой сидела хищная тетка с агрессивным макияжем и короткой стрижкой, со сжатыми в тонкую нить губами. И даже голос, тихий и мелодичный в прошлом, изменился: Димке казалось, что она не говорит, а каркает.

А может, она всегда так говорила? Кто с ней общался раньше? Кем она была? Слишком незначительной фигурой в империи Люксенштейна, чтобы влиять на дела, однако слишком уважаемой, чтобы позволять с нею какие-то вольности. За те два года, что Димка грелся под крылом продюсера, он встречался с Оксаной лишь пару раз, да и то мельком.

Он хмуро кивал, соглашаясь с новыми требованиями. Сибирь так Сибирь, лишь бы сейчас убралась прочь. После ухода властелинши он малодушно порадовался временной отсрочке: команда все-таки разбежалась, чтобы найти новых музыкантов, требовалось время. Вечером Оксана позвонила и решительно заявила:

– Группа – это дорого. Поедешь один. Ну, с администратором.

– А музыканты? – изумился Дима.

– С фонограммой поедешь. Делов-то. И смотри, чтобы без фокусов! Впрочем, я к тебе охрану приставлю, а то опять слиняешь.

Дима сдался и поехал в Сибирь, отработал двенадцать концертов за девять дней и вернулся в Москву, выжатый как лимон. Воспользовавшись паузой, он напился и пропустил начало гастролей в Ставропольском крае. Лежа на диване, он поминутно ждал расправы.

На его счастье, мадам Люксенштейн уехала отдыхать куда-то в Париж, отключив телефоны. Димка радовался, на звонки не отвечал, бегал по клубам, пил и делал глупости. То, что произошло потом, совершенно выбило его из колеи. Он с ужасом ждал возвращения Оксаны, подумывая о побеге из Москвы навсегда.

Обращаться к Егору было неудобно: тот и так дважды пристраивал его на эфиры в свое музыкальное шоу, исключительно по дружбе. Оксана оплачивать эфиры не хотела. Большего на тот момент Егор сделать не мог.

Почти на всех каналах уже шли записи новогодних программ. Диму не позвали никуда.

Запершись в квартире, он рыдал целыми сутками, не зная, как жить дальше…

Что-то холодное прижалось к его руке.

Дима подскочил и увидел Егора, который, усмехаясь, протягивал ему банку пива. Поглощенный своими думами, певец совершенно забыл о друге.

– По пивасику? – предложил Егор.

Дима нерешительно открыл пиво и поднес к лицу. Запах показался отвратительным. Его мутило. Отставив банку, он пулей пронесся к туалету, где его вырвало. Спустив воду, Дима потом еще долго умывался, чистил зубы и даже сунул голову под кран, стараясь оттянуть момент возвращения в гостиную.