Читать книгу "А если это был Он? - Жеральд Мессадье"

«Оссерваторе романо» бичевала легкомысленных, которые, как утверждал автор редакционной статьи, обращались в ислам лишь из простого желания чего-то необычного. Малайзия, тоже извлекшая выгоду из моды на Пакистан, поздравила себя с тем, что туристы наконец-то стали уважительнее относиться к местным нравам и уже не раздевались почти догола, чтобы позагорать. Немки, итальянки, француженки принимали теперь морские ванны, закутанные с ног до головы, чуть ли не более одетые, чем их бабушки, купавшиеся на исходе XIX века «в волнах» Трувиля или Ла Боля, вырядившись в длинные юбки и плоеные корсажи.

Впрочем, модельеры тоже следовали восточным вкусам, и на дефиле высокой моды появились чадры. Они произвели фурор. Женщины, чьи формы уже много лун не соответствовали диктату канонической анорексии, обрадовались, что могут теперь выглядеть элегантно, не боясь показаться смешными.

Соединенные Штаты ожесточенно боролись со своей собственной, местной разновидностью террористов (по-английски «garden variety»[30]) — граждан, ополоумевших от пустоты, которые по непонятным причинам вдруг начинали палить куда попало. Но уж эти-то точно не слышали поучений наби Эманаллы. Трудно было вообразить более благоприятный момент для их подвигов. Таких отправляли на электрический стул, поскольку смертельная инъекция, по мнению специалистов, ужасно болезненна.

Несмотря на научную проверку чудес наби, ЦРУ представило доклад, согласно которому таинственным Эманаллой манипулировала группа коварных стратегов из пакистанских секретных служб. Так что нельзя принимать на веру ни чудеса, ни эпизод с ножом, брошенным в него на ассамблее исламского духовенства; ведь с ним знакомы только благодаря телевидению, которое спецэффектам обязано больше, чем реальности. На самом деле аналитики этого влиятельного американского учреждения усматривали в операции начало осуществления великого замысла, который мусульмане Азии якобы давно вынашивали: создание большого панисламского государства, объединяющего Афганистан, Казахстан, Узбекистан, Туркменистан, Ирак и Иран.

Как военные, так и гражданские спецслужбы многих других стран порознь пришли к схожим заключениям.

Вся «эта история», как говорили эксперты, выливается в некое политическое предприятие.

Короче, Запад, который, в отличие от Востока, никогда не делится на Ближний, Средний или Дальний, стал жертвой вполне понятного скептицизма.

Вторая часть Незнакомец с вокзала Сен-Лазар

16

В своей черноватой со стальным отливом куртке, джинсах и сине-белых кроссовках он походил на десятки тысяч человек, с которыми на Западе сталкиваешься не только на вокзалах, но и в общественном транспорте, на улицах, в супермаркетах и лифтах.

Но речи его никак не соответствовали этому облику.

— Куда вы бежите? — взывал он к пассажирам, часть которых спешила к перронам, а другая — к выходам. — За деньгами? Неужели это теперь и вправду ваш единственный бог?

Некоторые пассажиры удивленно оборачивались, не сбавляя шага. Кто-то на мгновение останавливался, чтобы послушать незнакомца, обращавшегося к ним неожиданно зычным голосом.

Уж такому бы не понадобился усилитель, если бы он запел.

Несколько человек все же захотели выяснить, куда тот клонит. Их набралось около десятка; они окружили оратора, но на некотором отдалении, словно стыдясь проявить интерес к его упрекам.

— Вы настолько увлечены этими деньгами, что тратите на них свою жизнь, но вам все равно мало. И вы сходите в могилу, удивляясь, что уже пора. Ведь еще столько денег надо заработать, верно? Получить столько удовольствий, столько вещей купить! Но вы останетесь без всего. Ибо лишитесь главного, того, чем пренебрегали всю свою жизнь.

— Чего же? — спросил какой-то пятидесятилетний мужчина с небольшим чемоданом на колесиках.

— Божественного света, без которого вы всего лишь кучка праха, движимая ветром легкомыслия.

— Я не легкомысленный, — возразил пятидесятилетний.

— Неужели? Чтобы содержать любовницу, ты экономишь на образовании собственных детей, как же это еще назвать?

Тот, сбитый с толку, криво усмехнулся:

— А вы-то откуда знаете? Вы что, из полиции?

— Нет, я не из полиции.

Несколько зевак, поглядывавших то на оратора, то на пятидесятилетнего, фыркнули при мысли, что полицейского можно заподозрить в употреблении таких слов, как «ветер легкомыслия».

— Он чужую жизнь как по книжке читает, — объявил один из них новым любопытным.

И рассказал, что тут было. Число зевак возросло; теперь их насчитывалось уже больше пятнадцати.

Никто не знал, когда тут появился оратор. Но за каких-то четверть часа он собрал настоящую толпу.

— Если бы ты побольше стремился к божественному свету, а не к своим ничтожным земным удовольствиям, то вспомнил бы, что не латают старые бурдюки новой кожей.

Маленькая толпа прыснула со смеху. Пятидесятилетний выглядел раздосадованным и явно искал повода улизнуть.

— Мне на поезд пора, — сказал он сухо. — Хочешь сказать, что я должен жить как монах?

— Я не знаю, как живут монахи, — ответил оратор, — но, судя по твоим любовным усилиям и их последствиям для твоего здоровья, молодая любовница тебе на самом деле ни к чему. Тебе пора привести дела в порядок и подумать о более достойной кончине. В твои годы ты одинок, но считаешь себя еще молодым, забывая, что удовольствия с собой в могилу не возьмешь.

Он повернулся к остальным, ошарашенным.

— У скольких из вас есть семья? Настоящая семья? Хотя вы же отдаете своих состарившихся родителей в дома престарелых, куда заглядываете раз в месяц, а сами живете в одиночестве на двоих, слыша единственный голос — голос телевизора.

— Верно! — крикнула какая-то женщина.

Пятидесятилетний, потеряв терпение, пробурчал:

«Глупости», потом развернулся и ушел к своему перрону.

— Надо было узнать его имя, — сказал кто-то.

— А я? — спросила молодая женщина, заинтригованная происходящим.

Незнакомец пристально вгляделся в нее.

— Что я могу ответить тебе, женщина? Ты жаждешь любви, но принимаешь за любовь физиологическую активность, которая в лучшем случае длится несколько четвертей часа. Ты хочешь мужчину, который был бы одновременно богом и смертным. И поэтому в твоей жизни неудач больше, чем камней на дороге. Ты просыпаешься в скомканных простынях, но твоя душа скомкана еще больше.

Девица была никакая: ни хорошенькая, ни дурнушка. Несмотря на макияж, она казалась безликой. Нахмурившись, она уставилась на незнакомца воспаленным, встревоженным взглядом.