Читать книгу "Честь виконта - Жаклин Санд"

– Не сомневаюсь, – сказал виконт, улыбаясь в своей манере – еле заметно. К счастью, увлеченная графиня этого не замечала.

– «Dem Reich der Freiheit werb ich Bürgerinnen![7]» – процитировала Ивейн. – Она пишет о роли женщины в политике, о том, как организовать труд женщин, о ценности политической поэзии. И я думаю, то, что газету закрыли, не остановит Отто-Петерс. Ведь она говорит о том, что волнует всех нас, знатны мы или нет. Женщины притеснены, нельзя это отрицать. Я не говорю о политике, но дискриминация в области образования!.. В конце прошлого века в ряде городов открылись женские средние учебные заведения, но их было мало, и они не давали права поступления в университеты, куда и сейчас пробиться женщине крайне сложно. А Луиза – одна из основательниц «Всеобщего германского женского союза», и она не одна, у нее множество сторонниц. В своих выступлениях они требуют для женщин политических свобод, права на образование и работу, экономической независимости, права голосовать. Луиза добилась разрешения посещать девушкам неполные женские школы с последующим обучением в частных школах и пансионатах семейного типа. Три года назад в Гамбурге были открыты воскресные школы. Возможно, когда-нибудь женщинам разрешат присутствовать на лекциях в университетах… И это будет победой!

Виконт не выдержал и широко улыбнулся, и эта улыбка послужила словно ушатом холодной воды: графиня остановилась, скрестила руки на груди и молча отошла к камину, где уселась в одно из кресел.

– Мадемуазель, – мягко произнес Сезар, обращаясь к ее боку, видному с того места, где виконт стоял, – я и в мыслях не имел над вами смеяться. Меня лишь порадовала та страстность, с которой вы говорите о силе женщин. Почему бы вам не основать такое же движение здесь, во Франции?

Графиня передернула плечами.

– Ах, ну разве вы не понимаете? – сказала она глухо, не поворачиваясь. – Все те события, что потрясают нашу страну, заставили людей бояться. Никто не хочет высказываться открыто, и особенно это касается женщин. Это бывает больно, вы знаете? Конечно нет! Вы понятия об этом не имеете.

Сезар подошел и остановился рядом с нею, глядя на нее сверху вниз; графиня не подняла взгляда, он смотрела на огонь.

– Послушайте, – мягко произнес виконт, – я не вправе судить вас и не вправе давать вам советы, но спросить я могу. Почему вы выбрали для себя этот путь? Что вас на него привело?

– Сядьте, – буркнула Ивейн.

Сезар медленно опустился в кресло, и оно сжало его в мягких объятиях.

– Разве я должна откровенничать с вами? – холодно спросила графиня. – Особенно после того, что вы мне наговорили вчера?

– Сударыня, – ответствовал виконт, – я ни к чему вас не принуждаю. Я здесь по вашей просьбе и из-за собственного любопытства и тяги к справедливости. Поверьте, с гораздо большим удовольствием я сидел бы дома в библиотеке и читал очередное произведение какого-нибудь русского поэта. Но все складывается так, как складывается; и если вы пришли ко мне сегодня, несмотря на то что я сказал вам в Булонском лесу, значит, я вам нужен. А я хочу знать, почему вы так отвергаете мир, который сами же хотите покорить.

Ее глаза удивленно расширились.

– Я? – переспросила Ивейн. – Я отвергаю?

– Конечно. Вы резки со всеми без исключения.

– Они не хотят меня слушать.

– И не послушают, если будете продолжать в том же духе.

– Я не могу поступаться собственной натурой и собственной душой, чтобы кому-то угождать.

– Разве в угождении дело? Дело в том, что вы хотите донести до людей какие-то мысли и идеи. Не будем сейчас их касаться, неважно какие. И вместо того чтобы объяснить их людям, вы словно обвиняете окружающих в том, что они не разделяют ваши взгляды. Как будто неприятие каждого – личная обида вам. Потому вы нападаете сразу, пока не напали на вас. Вы накинулись на меня ни с того ни с сего в салоне мадам де Жерве; я всего лишь вам ответил.

Воцарилось долгое молчание. Ивейн отвела взгляд и смотрела куда-то в угол. А Сезар не мешал ей. Когда пауза стала затягиваться, виконт произнес:

– Я не призываю вас немедля всех возлюбить. На такое способен разве что Христос. Мы все слабы и имеем свои недостатки и достоинства; но вот со способностью превратить достоинства в недостатки я сталкиваюсь впервые. Не хочу с вами ссориться, сударыня, терпеть не могу ссоры с женщинами. И как бы вы ни стремились уравнять нас в правах, это произойдет еще не скоро. А желание мужчины, настоящего мужчины, оберегать женщину, ухаживать за ней – это останется всегда, я надеюсь. А если изменится, не хочу дожить до тех времен.

– Может быть, вы и правы, – негромко произнесла Ивейн, – и я не хочу убеждать вас, что это не так.

– Послушайте, лучше расскажите мне, почему вы все-таки выбрали эту стезю?

Графиня долго молчала, и Сезар уже начал думать, что она не ответит, когда она заговорила:

– Не знаю. Наверное, после того, как мама умерла. Мне было семь, и я хорошо ее помню. Отец… он у меня романтик и мечтатель, очень тихий человек. А мне после смерти мамы было тесно в нашем доме. Все казалось, что нужно куда-то убежать… Я упросила отца отослать меня в монастырскую школу. Там меня учили в основном смирению, но у них была хорошая библиотека, да и домой я ездила часто. Отец выписывал газеты из Парижа, кое-что печатали и у нас – вот я и начала интересоваться всем этим. И поняла, что женщине как таковой в активной жизни нет места. – Она усмехнулась, но скорее печально, чем воинственно. – Мы и нужны-то для продолжения рода, для того, чтобы украшать дома, чтобы наши мужья имели всегда теплый ужин и теплую постель. – Она с вызовом взглянула на виконта, но тот не дрогнул. – Если женщина высказывает нечто умное, ею восхищаются, как собачкой, сделавшей удивительный трюк.

– Мадемуазель, вы не правы, и история с вами не согласна. Вернее, не совсем правы. Вспомните многих прекрасных женщин, которые оставили след в истории.

– Их меньше, чем мужчин.

– Вы желаете уравнять их с точностью до одного человека?

– Я хочу, чтобы у меня была возможность говорить о своих мыслях и идеях, не опасаясь ежеминутно, что надо мною посмеются только на том основании, что я женщина! – вскричала Ивейн. – Сколько раз я видела эти снисходительные взгляды, эти улыбки! Я все-таки не собачка, я не обучалась трюкам у площадного фокусника, и я желаю быть услышанной, но уши моих собеседников словно забиты корпией да еще сверху перевязаны бинтом – ни звука не проникает. Думаете, я не знаю, что меня считают не скандальной, а забавной? Хотя кое-кто говорит, что я скандалистка. Но я не хотела бы стать мужчиной, даже если бы ко мне явился ангел Господень и это предложил.

– Скорее уж, дьявол.

– Неважно кто. Никогда не хотела бы быть мужчиной, – повторила графиня, – так как если уж я родилась женщиной и осознала свою миссию, так тому и быть. И я готова к трудностям и переношу их. Но, – добавила она тише, – это очень утомительно иногда.