Читать книгу "Мессалина. Трагедия императрицы - Ирена Гарда"

— За что, Гай Цезарь? — само собой вырвалось у переживавшей за ретиария Мессалины, когда мирмиллон, повинуясь приказу, полоснул несчастного по горлу кинжалом.

— Люблю смотреть на лица умирающих людей, — скривился в усмешке Калигула. — Они бывают такие… выразительные… А тебе что, его жаль? Ты смеешь обсуждать приказы своего цезаря?

— О нет, конечно, нет, — смешалась напуганная собственной дерзостью девушка.

— Твое приказание выполнено, цезарь, — раздался в этот момент спокойный голос Макрона, кивнувшего преторианцам, и те втолкнули в императорскую ложу перепуганного до полусмерти всадника, тога которого пришла в полный беспорядок, а праздничный венок из фиалок висел на левом ухе.

* * *

— О, прекрасно! — развернулся к очередной жертве Калигула. — Как тебя зовут?

— Марк Мерул, цезарь!

— Хм… Марк Мерул… Говорят, что ты клялся драться с гладиатором, если я выздоровею. Это так?

— Пощади, цезарь! — рухнул на колени несчастный болтун, быстро сообразивший, к чему клонит император.

— Ты смеешь просить меня о пощаде? Меня? Ты ведь клялся… Кому ты клялся?

— Юпитеру. Я не мог выбрать другого бога для своей клятвы, ведь ты среди римлян все равно что Юпитер среди богов, — заюлил дрожащий Мерул.

— Вот у него ты сейчас и будешь просить разрешение от своей клятвы. Эй, кто-нибудь! Дайте этому слизняку меч и гоните на арену. Сейчас мы посмотрим, простили ли его боги. Если он сможет победить в бою, то будем считать, что Юпитер его простил, а если нет — то он всего лишь выполнит свою клятву. Пусть дерется с ретиарием, никого другого он не заслуживает. Дайте ему тоже трезубец. Я хочу видеть физиономию этого клятвопреступника, когда ему выпустят кишки.

Под истошные крики Мерула преторианцы сволокли новоявленного гладиатора на арену и, кинув ему сеть, трезубец и наплечник-галер, отошли в сторону, бесстрастно наблюдая, как к бедняге неспешно направляется срочно вызванный ретиарий.

Как ни странно, Мерул оказался не таким хлипким, как казалось со стороны. Уворачиваясь от атак ретиария, он непрестанно голосил о своей невиновности, вызывая громкий хохот болельщиков, сидевших на галерке. Казалось, что участь болтуна решена, но внезапно толстяк, дойдя до последней степени отчаяния, отшвырнул бесполезную сеть и перешел в атаку, стиснув обеими руками трезубец. Не ожидавший от безобидного соперника подобный прыти, ретиарий не успел увернуться от направленного ему в живот страшного оружия. Трибуны взвыли, когда поверженный гладиатор забился в агонии на песке, а Мерул замер посреди арены, не веря своим глазам.

Что тут началось! Зрители просто сошли с ума от восторга, умоляя Калигулу отпустить победителя с миром, и тот нехотя махнул рукой стоящему в растерянности человеку, разрешая ему удалиться. Очнувшийся от пережитого шока Мерул, не веря своему счастью, кинулся прочь под аплодисменты и улюлюканье болельщиков, подобрав забрызганную кровью тогу.

На арену вышла последняя пара гладиаторов. Это были лучшие из лучших бойцов, завершавшие дневную программу. Обрадованная скорым окончанием тяжелого дня, Мессалина оживилась и внимательно всмотрелась в фигуры гладиаторов, на которые не обратила никакого внимания в момент их прохода по арене перед началом игр.

Теперь она с каким-то болезненным интересом разглядывала фигуру мирмиллона, показавшуюся ей странно знакомой. Глухой шлем на голове с навершием в виде рыбьего хвоста не давал возможности зрителям видеть лицо бойца, но движения, манера склонять голову вызывали в ней ощущение глухого беспокойства, словно она когда-то видела этого человека. Но, нет, откуда она могла знать какого-то гладиатора? Вот его гладиаторское прозвище — Голубь — Мессалина слышала не раз. Римские матроны в приватных разговорах превозносили его на все лады, деликатно намекая, что в постели он творит чудеса.

Имя же фракийца из капуанской школы она слышала впервые и тут же забыла за ненадобностью.

Распорядитель игр дал отмашку, и фракиец мгновенно кинулся на противника, рассчитывая на свой натиск и силу, но Голубь спокойно отбил атаку, присматриваясь к сопернику. Бойцы оказались равными по силе и, кружась по арене, с одинаковым искусством переходили в нападение или защищались, прикрываясь щитами. И тот и другой были ранены, но продолжали сражение под истошные вопли болельщиков, поставивших на своих любимцев огромные деньги.

Мессалина стиснула пальцы, желая победы Голубю. Болеть за противника столь любимого Калигулой фракийца было неразумно, и она, стараясь подольстится к Гаю Цезарю, усердно ему поддакивала, превознося гладиатора из Капуи, но в душе страстно желала победы знакомому незнакомцу.

Боги, видимо, услышали ее жаркую мольбу. Вскоре стало заметно, что фракиец начал выдыхаться, а мирмиллон оставался все так же свеж и силен, как в начале поединка. И вот, наконец, Голубь перешел в решительную атаку, тесня противника массой своего тяжелого доспеха. Тот попятился и, подвернув ногу, упал на песок арены, да так и остался стоять на коленях, готовый принять свою судьбу.

Поднявшееся было настроение императора снова упало, грозя бедой. Единственно, чем он смог помочь несчастному фракийцу — это спасти его от смерти. Трибуны неистовствовали, требуя свободы для Голубя, которую, честно говоря, он давно уже заслужил: ни у кого из гладиаторов не было такого послужного списка, и если бы он сражался в экипировке фракийца, то давно бы получил заветный рудис — деревянный меч — знак освобождения от гладиаторской повинности.

Мессалина покосилась на Калигулу и поняла, что свободы Голубь не получит и на сей раз. Император был чернее тучи, и чувствовалось, что он едва сдерживает рвущееся наружу раздражение.

— Пусть этот вояка подойдет, — процедил Калигула, презрительно разглядывая мирмиллона.

По знаку распорядителя игр победитель подошел к императорской ложе.

— А теперь пусть обнажит голову. Не могу же я разговаривать с каким-то чучелом, — последовал следующий приказ.

К Голубю тут же подскочили оруженосцы, помогая отстегнуть шлем и снять его с головы. И тут Мессалина почувствовала, что теряет сознание. Перед ней всего в нескольких шагах стоял давно оплаканный ею Квинт. По лицу гладиатора тек пот, светлые волосы прилипли к голове, с левого бока металлическая защита была замарана кровью — видимо, кривая сика фракийца нашла щель в броне мирмиллона.

Девушке пришлось закрыть глаза и сделать несколько глубоких вдохов, чтобы прийти в чувство. Оказывается, ее первая любовь была здесь, совсем рядом, а она оплакивала его, уверенная, что мать продала херуска куда-нибудь в Египет или другую далекую страну. На ее глазах сами собой закипели слезы, и Мессалина делала нечеловеческие усилия, чтобы не дать им пролиться по щекам.

Перемены в лице красавицы не ускользнули от внимания Калигулы, и он нахмурился еще больше, но, сделав усилие, изобразил на лице нечто, напоминающее улыбку:

— Голубь, весь Рим восхищается твоим мастерством, равно как смелостью и удачей. Квирины просят дать тебе свободу, но мне не хочется лишаться такого великолепного бойца. Я дарю тебе за победу в этом поединке двадцать пять тысяч сестерциев. Ты их заслужил.