Читать книгу "Племена Гора - Джон Норман"

— Кто внутри? — спросил он.

— Никого, кроме моей рабыни.

Он направил кайила к курдаху и вытянул ятаган, собираясь отбросить полу занавеса.

Мой ятаган со звоном остановил его клинок.

Все окаменели. Я видел, как пальцы сжимают рукоятки ятаганов, как опускаются копья.

— Что, если ты прячешь внутри кавара? — спросил главарь.

Острием своего клинка я отбросил занавес, и все увидели испуганную девушку, на которой из одежды были лишь ошейник и чадра.

— Бедро, — приказал главарь.

Девушка развернулась к нему левым бедром, на котором виднелось клеймо.

— Это всего лишь рабыня, — разочарованно протянул второй бандит.

Предводитель аретаев улыбнулся. Он успел разглядеть соблазнительные, сладостные изгибы маленькой рабыни.

— Причем хорошенькая, — заметил он.

— Приоткрой лицо, — бросил я.

Девушка грациозно закинула руки за голову, пытаясь нащупать тесемки чадры. Тело ее при этом волнительно выгнулось. Раньше бы она это сделала по-другому. Я улыбнулся. Она становилась настоящей рабыней, сама того не подозревая.

— Да, — повторил предводитель, — хорошенькая рабыня. — Глаза разбойника пожирали рот землянки, затем он жадно оглядел ее всю. — Поздравляю с прекрасной невольницей, — произнес он, обращаясь ко мне.

Я принял похвалу, склонив голову.

— Может быть, сегодня она нам станцует? — предложил он.

— Она не умеет танцевать, — сказал я и добавил по-английски: — Ты еще не готова, чтобы танцевать для удовольствия мужчин.

Алейна подалась назад.

— Конечно нет, — ответила она по-английски, но я видел, как глаза ее загорелись возбуждением и любопытством. Вне всякого сомнения, она уже не раз представляла себя танцующей в свете костра по песку, под горящими взорами горианских воинов. Пройдет еще немало времени, прежде чем белокурая, холодная Алейна будет умолять: «Разреши, разреши мне танцевать для удовольствия мужчин».

— Это варварка, — объяснил я главарю. — Я сказал ей, что она еще не готова танцевать для удовольствия мужчин.

— Жаль, — проворчал он.

На Горе принято, чтобы танцовщица удовлетворяла все желания, которые ей удалось вызвать у аудитории. Ей не позволяется возбудить людей и упорхнуть со сцены. Падая с последними тактами музыки на пол и отдавая себя на милость свободных мужчин, она может считать свой танец завершенным лишь наполовину. Ей еще предстоит заплатить за свою прелесть.

— Тебе бы следовало научить ее танцевать, — сказал главарь.

— Так я и сделаю, — ответил я.

— Плеть может многому научить рабыню.

— Мудрые и справедливые слова, — согласился я.

— Хорошая рабыня, — проворчал он и поворотил кайила. Свита потянулась за ним, чтобы обследовать оставшуюся часть каравана. Его помощник, утверждавший, что я каварский шпион и что меня следует прикончить, смерил меня тяжелым взглядом и поскакал следом за всеми.

— Совсем необязательно прибегать к плетке, когда будете учить меня танцам, господин, — лукаво произнесла Алейна по-гориански.

— Знаю, — рассмеялся я. — Рабыня!

Кулачки девушки сжались.

— Надень чадру!

Она повиновалась.

— И не высовывайся.

— Да, господин.

Я увидел сверкающие гневом голубые глаза над желтой чадрой, рассмеялся и закрыл полог курдаха клинком ятагана.

Постепенно, по мере того как девушка осознавала, что она рабыня в построенном — на рабстве мире и выхода у нее нет, в ней стали происходить разительные перемены. Ей начал нравиться ее ошейник и то, что она является собственностью мужчин. Она стала наглой и бессовестной, как и положено чужой собственности. Она стала задумываться над вещами, о которых не осмелилась бы подумать свободная женщина Она стала соблазнительной и привлекательной. Она стала чувственной, хитрой и умной; она стала собственностью Недавно она украла финик. И хотя я, конечно, ее наказал, в глубине души мне было приятно. Она становилась рабыней. Сегодня я видел, как она подняла чадру в присутствии мужчин. Я видел ее любопытство по поводу танцев. Она заявила, что плеть при обучении танцам не потребуется. Она считала себя внутренне свободной, рабыней лишь по имени и ошейнику, но в этом она ошибалась. Пусть потешится, решил я, пока настоящий хозяин не выбьет из нее последний остаток гордости.

Прелестная Алейна, сама того не подозревая, делала большие успехи.

Она становилась рабыней.

Глава 5. ЧТО ПРОИЗОШЛО ВО ДВОРЦЕ ПАШИ СУЛЕЙМАНА

— Что ты за нее хочешь? — спросил Сулейман, восседавший на сложенных на ковре подушках.

Он носил каффию и агал с шитьем рода аретаев.

Перед нами на полированном малиновом полу в расслабленной позе стояла девушка с прекрасным телом. Она смотрела в сторону, так что казалось, будто ей скучно. По правде говоря, с ее стороны это выглядело дерзостью.

Обнаженные бедра едва прикрывала накидка из желтого торианского шелка. Ноги оставались босыми, зато на лодыжках, особенно на левой, висело множество колокольчиков. Желтая накидка еще больше подчеркивала соблазнительные изгибы ее тела. На шее был защелкнут золотой ошейник, ниже висело несколько цепей и ожерелий. Кисти рук украшали браслеты, а на самих руках красовались великолепные ' пластины. На левой руке их насчитывалось гораздо больше. Рабыня встряхнула роскошной белокурой гривой.

— Приготовься доставить удовольствие свободному мужчине, — сказал я.

Она была голубоглаза и светлокожа. Рабыня согнула колени, перенесла вес тела на пятки, высоко вскинула руки и соединила кисти.

Я подал знак музыкантам. Раздался чистый звон цимбал, и Алейна начала свой танец.

— Вам нравится рабыня? — спросил я Сулеймана.

Он следил за ней, прикрыв узкие глаза тяжелыми веками.

Лицо его не выражало никаких эмоций.

— Любопытна, — заметил он равнодушно.

Я снял с пояса кошелек, в котором хранил жемчуга. Разрезав нить, я выложил перед Сулейманом на низкий столик две драгоценные жемчужины. Он поочередно оглядел их, беря со стола большим и указательным пальцами. Несколько раз Сулейман смотрел сквозь них на свет. Я уже выяснил примерную рыночную стоимость этих камней и знал, сколько смогу получить за них финиковых кирпичей.

Справа от Сулеймана сидел в скучающей позе еще один человек. Он тоже носил каффию с агалом и кафтан из шелка. Это был торговец солью из Касры.

— Жаль, — произнес Ибн-Саран, — что не удалась наша общая поездка в Касру, а оттуда в Тор.