Читать книгу "Заговор - Сергей Шхиян"

— Ты лошадей запряг? — спросил я, игнорируя дурацкое предположение.

— Сейчас, сию минуту, одна нога здесь, другая там! — воскликнул парень и попытался ускользнуть из избы. Однако у него на пути возникла простоволосая, растрепанная Аксинья и, загораживая выход, опять повалилась на колени:

— Боярин! Прости меня грешную, не иначе как бес попутал! Никогда больше на чужое не позарюсь! Замолю грехи!

У меня от всех событий последних минут уже голова шла кругом. Нужно было что-то предпринимать, хотя бы попытаться перехватить лазутчика, а кругом стоял гвалт, и все говорили что-то свое.

— Сидите на месте, я пойду его искать, — сказал я, окончательно теряя терпение.

— Можно я с тобой, — высунулся было Ваня, но тотчас спрятался за спину Прасковьи.

Я как был, с обнаженным клинком, выскочил во двор. Наша усадьба была окружена невысоким частоколом, как обычно на Руси, кривым и местами поваленным. Выбраться отсюда наружу труда не составляло. Я прикинул, куда бы в таких обстоятельствах пошел сам и побежал в сторону задней стены. Там начинался обширный пустырь, примыкавший к небольшой роще. Бежать в другом направлении, как мне казалось, у старика резона не было, почти во всех соседних подворьях были собаки, и ночное хождение неминуемо вызвало бы целый псовый переполох.

Небо уже стало практически черным, но видно еще было метров за сто. Оказавшись за территорией усадьбы, я осмотрелся. Кругом было пустынно и тихо. Я решил первым делом проверить рощицу и побежал к ней напрямик через пустырь. 'Передвигаться здесь оказалось сложно, ноги путались в бурьяне, мокром от павшей росы. Штаны до колен сразу же промокли. Около первых деревьев я остановился. Здесь, под кронами, было совсем темно, и рассчитывать можно было разве что на слух. Я затаил дыхание, слушая, не захрустят ли где-нибудь сухие ветки. Однако все по-прежнему было тихо, разве что неожиданно закричала ночная птица.

На любой охоте, если хочешь получить положительный результат, один из главных факторов — это терпение. Поэтому я решил ждать на месте. Если направление побега мной определено правильно, то рано или поздно беглец себя выдаст. Если я ошибся и старик ушел другой дорогой, то значит, его счастье.

Минут пять я неподвижно стоял на одном месте, весь обратившись в слух. Вскоре ухо стало различать отдельные звуки, отделять их от шелеста листвы и скрипа деревьев. Ничего необычного в ночных шумах не наблюдалось. Опять закричала та же птица. Голос у нее был неприятный, резкий, но как мне показалось, не тревожный. Вообще-то уже можно было прекратить бесполезное преследование, но возвращаться назад и опять выслушивать оправдания и извинения не хотелось.

Безалаберность и разгильдяйство меня всегда выводят из себя и нередко приводили к бессмысленным взрывам гнева. Никого это, в конечном счете, не дисциплинировало, сам же я потом испытывал угрызения совести.

Я прислонился к толстому березовому стволу и пережидал, пока окончательно не пройдет гнев. Постепенно сложившаяся ситуация перестала казаться тупиковой, я вспомнил, как крался по конюшне к любовникам, и невольно улыбнулся. Если еще представить, что испытали рында и Аксинья, услышав в самый неподходящий момент над своими распростертыми телами мой громовый рык, можно было и засмеяться.

Когда чувство юмора окончательно победило гнев, я отправился назад. Мокрые штаны неприятно липли к ногам, и я старался выбрать места, где трава растет ниже. На одной из таких проплешин я и увидел тело нашего пленника. Старик лежал ничком, поджав под себя ноги. Видимо побег не прошел ему даром, и на последнем этапе подвело сердце. Помня недавний инцидент с ножом, я подошел осторожно сзади и, для страховки придавив его тело рукой к земле, прощупал на шее пульс. Пальцы сразу стали мокрыми, а пульса не было. Видно, все-таки укатали Сивку крутые горки. Не по возрасту было заниматься пожилому человеку игрой в казаки-разбойники.

Я выпрямился и поднес руку к глазам. Пальцы показались черными.

Кажется, смерть беглеца наступила не от сердечной недостаточности, а от ранения. Теперь мне спешить было некуда и, соблюдая предельную осторожность, чтобы не оказаться рядом с дедом в сырой земле, я пошел к нашему подворью. Что могло случиться с беглецом, можно было только гадать. Пока ясно было одно, теперь лазутчику уже не удастся навести на нас своих сторонников.

В избе встревоженная троица сидела рядком на лавке и переживала, что со мной что-то случилось. Понять их было можно, Ваня хоть и совершил сегодня подвиг любви, но как воин пока стоил немного, и без меня и он и женщины оказывались беззащитными. Когда я вошел, все вскочили, а Прасковья, та даже бросились на шею. Не могу сказать, что это мне было неприятно.

— А мы уже думали, — начала она и уткнулась носом в плечо.

— Старик мертв, — сказал я, отвечая на вопросительные взгляды, — лежит за изгородью на пустыре. Кажется, его убили.

— Как это убили? — спросил Ваня. — Кто?

Я не ответил, взял с полки свечной фонарик и зажег от лампадки.

— Пойду, попробую разобраться, что с ним случилось, а вы заприте двери и никому, кроме меня, не открывайте.

— Хозяин, можно я пойду с тобой? — умоляюще попросил парень.

— А женщины останутся одни? — вопросом на вопрос ответил я. — Сиди возле дверей и ежели что, стреляй.

За мной заперли дверь, и я пошел смотреть, что случилось с лазутчиком. При тусклом свете бумажного фонарика рассмотреть все ранения на старике я не мог. Однако и то, что увидел, ввергло в недоумение. Отделали его так, будто здесь была настоящая комсомольская драка с поножовщиной. Финалом оказалось перерезанное горло. В руке убитого я обнаружил короткое лезвие без ручки. Видимо, им он и сумел перерезать кожаные вожжи.

Судя по положению тела и вытянутой руки с ножом, он, как мог, оборонялся, и, сжимая в руке лезвие, порезал им себе ладонь. Больше ничего рассмотреть не удалось. Тело было еще теплым. Я закрыл ладонью ему глаза и вернулся в избу.

Мои соратники оказались так напутаны, что долго мне не открывали, видимо, боялись, что вместо мамы-козы к ним ворвется серый волк. Пришлось обругать всю компанию, только тогда мне поверили и пустили.

Я рассказал, что увидел, и задумался, что нам делать дальше.

Ночь кончалась, и сейчас блуждать по дорогам не имело никакого смысла. Гораздо легче, если на нас нападут, было обороняться в помещении. Единственное, чего я боялся, оставаясь в избе, это того, что нас могут запереть и сжечь. Наглядным примером была Наталья, боярская дочь, она точно таким способом сожгла своего папашу.

— Ладно, пока останемся здесь, — наконец принял я непростое решение я. — Только придется выставить караульного.

Все посмотрели на Ваню, он же независимо повел плечом.

— Тебе можно доверять? — строго спросил я.

— Ну и что, один раз оплошал, так теперь будешь всю жизнь попрекать! — обиженно воскликнул он.