Читать книгу "Белый свет - Руди Рюкер"

– Мы никогда не занимаемся деталями, – ответил Франкс. – Потому что нам все равно, правильны наши уравнения или нет. Считается только то, какие чувства они вызывают.

Мы двинулись дальше. На этот раз мы развили что-то вроде суперускорения и принялись отщелкивать целые циклы из алеф-нуля каменных поясов за один прием. В каждом новом цикле скал темп роста стремительно увеличивался. Как только рост стал экспоненциальным, мне. начало казаться, что я непрерывно цепляюсь за голую скалу или отталкиваюсь от нее ногами, тогда как жужжание крыльев Франкса слилось в непрерывный гул за моей спиной. Все сияло светом, а от скал исходил сухой пыльный запах. Мы долгое время не прерывались, заворачивая уровни ускорения один в другой, преодолевая одну бесконечность скал за другой.

В какой-то момент я вдруг понял, что мы снова не движемся. Мы находились на лугу размером с носовой платок, а вокруг высились голые скалы. Франкс лежал на спине и сучил ножками.

– Это алеф-один? – с надеждой спросил я.

– Я так не думаю, – ответил он. – Я думаю, что это то, что получается при возведении алеф-нуля в алеф-нулевую степень алеф-нуль раз подряд.

– Ты имеешь в виду эпсилон-нуль?

Франкс утвердительно дернул ногой.

– Так они его и называли.

– Кто?

– Дорогой мой Феликс, я провел в этом отеле очень много времени. Проводники скрытны, а вот восходители-неудачники – напротив. Главный смысл большинства восхождений заключается в триумфальном возвращении на террасу, где вновь прибывших и старых приятелей потчуют великолепными сказками о безрассудной храбрости.

– И тебе приходилось слышать о людях, добравшихся до алеф-один без проводника?

– Конечно, приходилось. Все это не так просто, как было до сих пор. Для этого нужны новый порядок бытия, новая плоскость существования.

– Не знаю, как нам удастся одолеть это последнее препятствие. Даже если мы будем наворачивать одно ускорение на другое, все равно мы достигнем предела исчисляемого количества этапов. Алеф-один нельзя достичь никаким исчисляемым процессом. Нам никогда не вырваться из чисел второго класса.

Франкс просто лежал на сухой траве. Цветов здесь практически не было. Я выдернул травинку и посмотрел на нее против неба. Эта травинка делилась на десять ответвлений. Я представил, что снабжаю каждое ответвление ярлыком с цифрами от нуля до девяти.

Я заметил крохотного жучка, ползущего вверх по травинке. На первой развилке он заколебался, а потом выбрал номер 3 и продолжил движение наверх. На следующей развилке он выбрал номер 6, а на развилке после этой – номер 1. Затем он упал мне в глаз.

Я проморгался и стал размышлять, что было бы, продолжай он свой путь бесконечно. Его конечный маршрут можно было бы закодировать единственным действительным числом, полученным от соединения его выборов: 361…

Я понял, что существовало столько же способов взобраться на верхушку травинки, сколько существовало действительных чисел между нулем и единицей. Целый континуум возможных путей… "с" путей.

Но тут травинка испарилась, превратившись в облачко дыма, а воздух разорвал громкий щелчок. Это снова был проводник. Он парил в воздухе в нескольких сотнях футов от нас, неся по человеческого облика альпинисту в каждой из трех своих ног. Его приземистое тело было цилиндрическим. Наверху у него был сверкающий купол и три змеевидных шланга. Один шланг был поднят прямо вверх, и казалось, что он стремительно всасывает в себя воздух, удерживая таким образом проводника с его отрядом над поверхностью. Второй шланг был нацелен на нас, готовый выпустить еще один энергетический разряд, а третий говорил:

– К сожалению, в связи с ограниченной возможностью обеспечения групп проводниками и необыкновенно большим числом заявителей достойного уровня нам стало ясно, что мы не сможем оказать вам содействия в восхождении на Гору Он. Как вы, несомненно, понимаете, интересы общественной безопасности требуют, чтобы подъемы без сопровождения проводника не допускались.

Просим вас немедленно возвратиться.

Мне плохо стало, когда я оглянулся на скалы, которые мы уже одолели. До ближайшей выемки, где можно было бы опереться, было бесконечно далеко. Конечно. мы могли бы попробовать спуститься на дельтапланах.

– Во мглу! – пронзительно крикнул Франкс, улепетывая со всех ног. Первый энергетический залп проводника поджег часть луга, и бесконечнолистные растения испустили густой, почти жидкий дым. Одному мне прыгать не хотелось, и я припустил за Франксом.

Еще один заряд врезался в землю слева от меня, и тогда я бросился в огонь и густой дым, успев задержать дыхание.

Я слышал щебет Франкса где-то поблизости, но видимость была нулевой. Белые струйки дыма вились, сворачивались и разворачивались, сливались в непрерывность. В глазах поплыли яркие пятна, в ушах зазвенело, мне нужно было дышать. Я судорожно вдохнул полные легкие густого дыма.

Я чувствовал, как он движется вниз, к моим легким, разделяется в трахеях и бронхах – липкий грязно-белый мазок распространялся, заливая континуум горящих точек в моей груди. Фантастические бесконечные видения обступили меня со всех сторон, и вдруг оказалось, что я уже не сам по себе.

12. БИБЛИОТЕКА ФОРМ

Когда я пришел в себя, оказалось, что я сутулюсь над пишущей машинкой. Я печатал не переставая, причем уже давно, вбрасывая готовые листы в прорезь на столе"

Стол был из серого пластика. Он безо всякого шва сливался со стеной крохотной каморки, в которой я оказался.

Все в комнатке было белым или серым. Я встал и попробовал открыть дверь позади меня. Заперта. Из стола доносился звук работающего механизма, но ящик тоже оказался запертым.

Я сел и посмотрел на пишущую машинку. Это была стандартная «Ай-Би-Эм Селектрик», разве что вокруг печатающей головки было гораздо больше всякой механики, чем обычно. Натренированным движением я заправил в машинку чистый лист и принялся печатать.

Дурманящее чувство дежа-вю и множественных личностей охватило меня, когда я начал печатать. Я уже все напечатал на этой машинке, все возможные вариации моей истории.

Мои пальцы продолжали танцевать по клавишам. Я творил описание моей жизни, бессвязное, перескакивающее с предмета на предмет описание, которое углублялось в каждую усыпанную листвой аллею моей мысли, бродило по необозначенным тропинкам между ними и продиралось сквозь чащу подробностей.

Обычно писателю приходится выбрасывать что-нибудь из своего повествования. Если он упоминает свою ручку, он не рассказывает вам, в каком магазине он ее купил, что продавщица ела на обед, где был выловлен тунец, пошедший ей на бутерброд, и как образовался океан. Попытка включить в рассказ все детали, охватить все связанные с ним факты приводит к охвату всей вселенной. Все посрослось. Как слипшаяся карамель на забытой тарелке. Но для описания целой вселенной нужно бесконечное множество слов. Алеф-нуль уже не проблема для меня. Я мог воплотить в реальность мечту Пруста.