Читать книгу "Черная магнолия - Иван Любенко"

Он обыскал убитого. Вещей оказалось немного: дверной ключ, начатая пачка папирос «Оттоман», карманная зажигательница и паспорт; в портмоне лежало восемь радужных[5], пять империалов и сложенный вчетверо полулист почтовой бумаги. Подсвечивая бензиновой зажигательницей, Клим Пантелеевич открыл паспорт. В нем значилось, что обладателем сего документа, выданного мещанской управой уездного города Ялты, является мещанин Евлампий Гурьянович Сорочинский. Ардашев вновь осветил лицо мертвеца и почувствовал, как застучало в висках от неожиданной догадки. «Мистер Борнхил?! Вот так так!» — чуть было не воскликнул он. — Это действительно судьба — проткнуть шпагой того, кто сам несколько лет назад пытался отправить тебя в мир иной».

Вторым не менее удивительным открытием для присяжного поверенного оказалось содержание сложенного листка. В нем бисерным почерком были выписаны названия книг, выданных полковнику Левицкому в библиотеке имени Жуковского.

Понимая, что оставлять документы с отпечатками пальцев нельзя, Ардашев рассовал трофеи по карманам. Затем вытер о траву клинок и собрал трость. Он размял папиросы и посыпал табаком дорожку. «Об этом происшествии пока придется молчать, — мысленно решил присяжный поверенный. — Вещи Борнхила лучше спрятать в тайник — так будет безопасней»

Затворив за собой железную калитку, Клим Пантелеевич очутился на Садовой. Прямо перед ним высилась трехэтажная «Россия». Не обращая внимания на гостиницу, он проследовал к Мордвиновскому парку.

Адвокат прогуливался походкой беззаботного отдыхающего — широко выбрасывая вперед трость.

16

Догадка

В парке гостиницы «Ялта» шла рутинная полицейская работа: фотограф снимал в разных ракурсах труп, доктор его осматривал, а следователь Лепищинский заканчивал составлять протокол осмотра места совершения преступления. Тут же находился и ялтинский уездный пристав — коллежский асессор Михаил Михайлович Гвоздевич.

— Час от часу не легче, — вытирая платком пот со лба, выговорил судебный следователь. — За два дня — два убийства. Видано ли? И это все на Пасху! Пожалуй, такого безобразия не было с самого пятого года.

— Да-с, вы правы. Но тогда мы заранее знали фамилии смутьянов, и это позволило переловить их всего за одну неделю. А здесь — одни загадки. И даже Валет след не взял. Покрутился на месте и все — поджал хвост, — горестно вздохнул уездный исправник. — Не иначе как дорожку чем-то обработали. — Повернувшись к участковому приставу, Гвоздевич осведомился: — Так, значит, говорите, покойный работал помощником библиотекаря?

— Так точно, ваше высокоблагородие! Его опознала одна из постоялиц гостиницы. Говорит, на днях он ей книги выдавал. Это Сорочинский Евлампий Гурьянович. Появился в Ялте всего несколько недель назад.

— А откуда он взялся? Я что-то о нем не слыхивал. Думаете, ограбление, Модест Казимирович?

— Трудно сказать, — замялся следователь.

— Но от кого он собирался защищаться? — не унимался полицейский начальник. — И все-таки я склоняюсь к тому, что убитый сам хотел на кого-то напасть. Он для этого специально приготовился — соску на ствол приладил, чтобы выстрела не слышно было… М-да, — он пожевал губами, — а его противник тоже оказался не лыком шит. Надо же! Ухитрился вогнать острие в шею. А это ой как непросто! Особенно если у нападающего в руках пистолет, да еще такой необычной конструкции.

— Да-с, мне такого пистолета видеть еще не доводилось.

— Согласитесь, холодное оружие всегда проигрывает огнестрельному, а в данном разе — наоборот. Редкий случай. — Исправник приблизился к судебному медику. — Родион Наумович, а когда, по-вашему, наступила смерть?

— Вчера, между восемью и десятью пополудни.

— А что говорит портье? — Гвоздевич вновь обратился к следователю.

— Портье показал, что в это время в гостиницу приезжали и убывали разные люди числом не менее пятнадцати человек. Всех он не запомнил. В основном семейные пары. Правда, была одна особа — Авоськина Лика Мелентьевна. Я с ней разговаривал — ничего интересного. Она выгуливала пуделя. Но она шла не через парк, а по главной дороге — мимо церкви.

— Гуляла одна?

— Нет, с собачкой.

— Это я уже понял, — недовольно поморщился полицейский начальник. — А кто был с ней кроме этого пса?

— Я, собственно, не спрашивал.

— А зря, Модест Казимирович, зря. В дознании мелочей не бывает.

Следователь посмотрел в сторону пруда.

— Кстати, вон, по-моему, и она; опять с собачкой. Пойду пообщаюсь…

Лепищинский медленно побрел в ее сторону. Но не прошло и десяти минут, как он уже торопился в обратном направлении. Едва поравнявшись с полицейским начальником, он выпалил:

— Вы правы, Михаил Михайлович. Мне пришлось поднажать — сказать, что есть свидетели… И она призналась — с ней был присяжный поверенный Ардашев.

— Это тот самый адвокат, о котором вы мне говорили?

— Да.

— Насколько я помню, он приехал в Ялту, чтобы купить дачу. Могу только предположить, что помощник библиотекаря решил на него напасть с целью завладения крупной денежной суммой, которая, возможно, была при нем.

— Вряд ли, — качнул головой Лепищинский. — В таком случае убитый должен был знать об этом. В наше время уже нет надобности носить с собой пачки денег. Для этого есть чеки, векселя и, наконец, почтовые переводы. И уж если он такой дерзкий преступник, то для чего ему надо было устраиваться в читальню? Жалованье там — воробья причащать.

— А может, этот присяжный поверенный и вовсе ни при чем? Если, как говорит эта дама, они шли в гостиницу по главной дороге, то с какой стати адвокат должен был возвращаться назад через парк? А в какой гостинице он остановился? Уж не в «России» ли?

— Да как же я раньше не догадался! — воскликнул следователь и в сердцах махнул рукой. Ничего не объясняя, он побежал к полицейской коляске. И уже усаживаясь, крикнул Гвоздевичу:

— Мне надо срочно попасть в библиотеку! Я быстро!

17

Вербовочная беседа

Поручик Илиади спал не раздеваясь. До его слуха донеслась музыка. «Духовой оркестр», — отреагировало на музыку Глинки сознание. Оно еще не проснулось и находилось где-то посередине между грезами и действительностью. «Раз духовой оркестр, значит, в полку построение, — приоткрывая правый глаз, подумал офицер. — Но почему тогда я еще в постели?» Не найдя ответа на поставленный вопрос, он поднялся. Голова болела так сильно, что казалось — она может треснуть как переспелый арбуз. Он сел на кровать и протер глаза. Поморгал и снова протер, но картинка так и не изменилась: чужое трюмо, письменный стол и два полумягких кресла, обитых малиновым бархатом. «Что за черт! Почему я здесь? Я точно помню, как вчера вечером играл на бильярде со статским коротышкой, у которого усы длиннее, чем он сам. Я прилично проигрался». Чтобы убедиться в этом, он полез по карманам, но в его руке оказалась лишь небольшая горсть меди. «Выходит, все верно», — рассеянно подумал офицер, тупо глядя на дверь. Неожиданно она открылась. На пороге появился вчерашний соперник. В руках он держал четыре бутылки пива «Калинкин».