Читать книгу "Очень полезная книга - Юлия Федотова"

— Нет. Вроде бы. Хотя…

Это ответил не Иван. Иван выдохнул только:

— Живой! — будто страшный груз свалился с души.

Кьетт Краввер открыл глаза и спросил с большим недоверием:

— Ты уверен?

Потом чихнул и выметнул маленькую шаровую молнию. Она с шипением растаяла в луже, всех слегка дернуло током. Хорошо, до лошадей разряд не дошел, а то бы разбежались, пожалуй.

— Силы перебрал! — констатировал нолькр. — Через край пошло… — Он завозился, пытаясь встать, но снова упал. — Ох, больно вообще везде… А хорошо, что у них оружие незаговоренное оказалось, да? Видели, как я его растопил? В кисель! — Похоже, именно это действие, а не победу в жутком рукопашном бою он считал главным своим достижением.

Только три часа спустя они смогли продолжить путь. А до этого, как умели, приводили в порядок порванного и покусанного товарища: оттащили в сухое место, долго оттирали кровь и грязь, промывали раны вином из фляжки, перевязывали нижней рубашкой Влека и майкой Ивана, разрезанными на длинные куски. Кьетт к их стараниям относился безучастно, просто лежал на спине тихо и расслабленно, смотрел, как проплывают над головой чужие серые облака. Ему было больно, но при этом даже приятно вроде бы, что с ним так заботливо возятся, а снурл еще и тихо плачет все время от сострадания. Когда это кто раньше над ним плакал? Он же с детства сирота… Но дольше тут оставаться нельзя, как бы ни было хорошо лежать на сухом местечке, головой на мягких снурловых коленях, окруженному заботой и сочувствием. Мало ли кто еще на свежие трупы да на запах кровищи вылезет?

— Все. Ехать надо! — объявил Кьетт и решительно дернул правой ногой — эта часть тела почти не пострадала в бою и была более или менее управляемой. Все остальное подчиняться разуму пока не желало.

— Ты же магии наглотался так, что верхом лезет, — пристал к нему Иван. — Не можешь эти свои дыры как-нибудь зарастить? Не представляю, как ты с ними дальше поедешь! Опять кровь потечет.

— Пусть течет, авось вся не вытечет, — вяло отмахивался Кьетт. Он уже сел, почти без посторонней помощи, теперь дело оставалось за малым — встать. — Я сам на себе раны лечить плохо умею.

Тогда Иван переключился на Влека — снурлы ведь тоже магические существа! Но тот не только на себе, тот и на других раны закрывать не умел. «До чего бесполезное создание, удивительно!» — подумал про себя Иван. Но если бы сказал вслух, Кьетт с ним не согласился бы, ведь снурл его так хорошо жалел. Это тоже надо уметь.

— …По казенной надобности? Что-то непохоже. — Заспанный порубежный страж с подозрением оглядел истерзанную фигуру Кьетта. Кровь с нолькра кое-как оттерли, но располосованная когтями одежда целее, понятно, не стала. Хоть и положила графская экономка, собиравшая гостей в дорогу, иголку с ниткой в один из мешков (Иван обнаружил случайно, когда укололся), но воспользоваться ими никому из троих даже в голову не пришло.

— Разве казенные люди… гм… и не люди тоже в таком виде ходят? Что-то непохоже, — повторил он.

— Что значит «непохоже»?! — возмутился Кьетт и сунул под нос стражу графскую грамоту. — Сами развели под боком разбойников и еще осуждать берутся чужой вид! Это слыхано разве, чтобы в часе от границы нападали на графских посланников?! — именно такую «должность» назначил им Сонавриз.

— Разбойники?! Где?! — всполошился страж и уже воздуха в легкие набрал, чтобы заорать: «Застава! По коням!»

— Где были, там уж нету! — сердито остановил его порыв Иван. — Стараниями вот этого благородного господина, в чьей благонадежности ты посмел усомниться, мерзавец!

О как заговорил! Неужели в роль стал входить на нервной почве?

В общем, сэкономили они, вышли из Семозии задаром. Чтобы тут же отдать двойную «въездную пошлину» погранцам Гевзои. Содрали, гады, все за тот же неблагонадежный вид. Но потом вдруг прониклись сочувствием и любезно предложили переночевать в караулке.

— Время-то позднее, засветло вам до Моза не добраться никак. А на улице ночевать — рузы гужом слетятся на кровищу вашу, — сказал пожилой стражник. — Это кто ж тебя, парень, так подрал? Живого места нет!

— Нолькры, — ответил Кьетт мрачно.

— Вот те на! — удивился дядька. — А сам ты разве не их роду-племени? Что же у вас до смертоубийства дошло? Ну народ, доложу я вам! Хышшники, одним словом! — Он был опытным воином, знал, какие следы оставляет простая драка, какие — настоящий бой.

Кьетт нахмурился еще больше, передернул плечами.

— Можно подумать, среди вас, людей, разбойников не бывает и вы друг друга не убиваете никогда!

— Тоже верно, — примиряющее закивал тот. — Разбойников средь нас хоть пруд пруди, ловить-вешать не поспеваем!.. Ну, сынки, ступайте в караулку, отдыхайте до утра. А еще пару серебряных не пожалеете, так ужин вам велю собрать, и коновал у нас при заставе свой есть. Он всех пользует — и коней, и коз, и людей тоже иногда. Мыслю так, и нолькров умеет.

Хотел разобиженный Кьетт от коновала отказаться, да не устоял. Очень уж болело все.

…Вот так мирно, в тепле, сытости и относительной чистоте маленькой, на двадцать коек, караульной казармы закончился тот бурный день. На ужин дали овсяную кашу, сваренную, к общей радости, на воде, большой ломоть хлеба и полголовы сыра к нему. Показали, «где тут можно умыться и до ветру сходить». Молодой лекарь, с помощью снадобий и магии, привел Кьетта в более или менее сносный вид, если не исцелил раны полностью, то, по крайней мере, закрыл, чтобы не кровили и болели «послабже» (как он сам выразился); но с двумя сломанными ребрами, как ни старался, ничего поделать не смог, оставил «как есть». Потом объявилась какая-то баба и взялась починить порванные одежды всего-то за медяк. Иван, с легкой грустью наблюдавший, как в гевзойских землях утекает сквозь пальцы графское серебро, был приятно удивлен такой дешевизне.

Казалось бы, все хорошо, живи да радуйся. Но тут в душу Ивана клыками вгрызлась неспокойная совесть. «Струсил, — шипела она по-змеиному, — струсил, и товарища в трудную минуту чуть не бросил, и палец о палец не ударил, чтобы ему помочь! Стоял столбом, глазел. Даже подойти побоялся первым, какой-то жалкий толстый снурл тебя опередил! А убили бы Кьетта — как бы ты тогда? А? То-то!»

В общем, никакой возможности заснуть.

Громко храпела смена на соседних койках — десять мужиков, все на разные голоса. Нежно посвистывал носом Болимс Влек. Кьетт тихо хныкал и скулил во сне, хоть и «послабже», а болели раны, и укусы в особенности. Потом вдруг проснулся, сел, моргая ошалелыми спросонья глазами.

— Ты чего? — шепотом спросил Иван.

— Пить хочу. От зелий во рту сохнет.

— Лежи, я принесу.

Принес кружку, напоил, а потом сел рядом на кровати и выложил все как есть. Что растерялся, что не помог… Просто невмоготу уже стало молчать, страдать в одиночку. Определенно он был о себе гораздо лучшего мнения — до сегодняшнего дня. И вдруг узнал, что на самом-то деле — трус, трус, и больше никто. Как с этим жить?