Читать книгу "Короли блефа - Евгений Сухов"

Теперь все было ясно. «Этот Арнольд Витальевич Докучевич, несомненно, знает, что лежит в винном подвале этого дома. Проведал, змей, каким-то образом! А поскольку стоимость того, что в этом подвале лежит, в несколько раз превышает стоимость самого дома, вот он и хочет сторговать весь дом». Что, собственно, собирался проделать и сам Дормидонт Савельевич.

– Мне кажется, вы забыли, что я еще вчера подал вам мысль о продаже вашего дома мне, – произнес Тучков, слегка осуждающе посмотрев на Долгорукова. – Сразу после того, как мы угостились вашим замечательным французским коньяком. – Дормидонт Савельевич не удержался и бросил злорадствующий взгляд на Докучевича. Вот, мол, вам: вы торгуете дом из-за раритетного коньяка, а я его пью. – Неужели вы не помните, князь?

– Что-то такое припоминаю, – неуверенно отозвался Долгоруков. – Смутно, правда.

– Я могу напомнить…

– Позвольте, – вступил в разговор Докучевич, – я тоже не далее как вчера намекнул Всеволоду Аркадьевичу о том, что не против приобрести у него сей дом… Двадцать две тысячи вас устроит?

С этими словами Арнольд Витальевич победоносно посмотрел на Тучкова.

– Двадцать пять, – решительно заявил Дормидонт Савельевич. – Я даю за ваш дом двадцать пять тысяч.

– Господа, господа, – как бы защищаясь, поднял руки Долгоруков. – Вы ставите меня в весьма затруднительное положение…

– Да что тут особенно затруднительного, – отозвался на реплику Севы Дормидонт Савельевич. – Вы ведь собирались продавать дом?

– Ну… Да… Конечно… Но все-таки…

– Я у вас его покупаю!

– Тридцать тысяч, – громко объявил Докучевич.

Тучков и Долгоруков разом посмотрели на «помощника председателя правления «Товарищества виноторговли К. Ф. Депре». Тучков – потому, что соперник, похоже, попался не из легких. А Сева – потому, что план его вошел в решающую стадию и следовало не оплошать.

– Тридцать пять, – сказал как отрубил Тучков.

– Сорок, – произнес Докучевич и улыбнулся.

– Сорок пять!

– Пятьдесят тысяч, – Арнольд Витальевич сказал это так, словно ставил кому-то печать прямо на лоб.

– Пятьдесят пять, – увесисто парировал Дормидонт Савельевич.

Докучевич, став на короткое мгновение бывшим актером провинциального драматического театра, бросил быстрый взгляд на Севу. Но тот молчал, как-то печально глядя внутрь себя. Ему явно было неловко из-за этого торга.

«А ведь из него мог бы получиться превосходный актер, – подумал Свешников – Докучевич, наблюдая за игрой Севы. – По-настоящему превосходный».

– Что, дорогой Арнольд Витальевич, выдохлись? – злорадно спросил Тучков.

– И не надейтесь! – гордо заявил Докучевич. – Шестьдесят тысяч.

– Господа, – почти простонал Всеволод Аркадьевич. – Помилуйте меня, ради бога…

– Шестьдесят пять тысяч рублей, – чеканя каждый слог, произнес Дормидонт Савельевич.

Свешников снова кинул быстрый взгляд на Долгорукова. Но тот молчал. И бывший актер как можно более торжественно произнес:

– Семьдесят тысяч.

Повисла зловещая тишина.

Докучевич внутренне трясся.

Всеволод Аркадьевич заметно побледнел.

Дормидонт Савельевич, напротив, покраснел. И нарушил тишину словами:

– Восемьдесят тысяч…

Снова повисла тишина. Которую теперь нарушил Долгоруков, который тихо и с каким-то надрывом произнес:

– Господа, вы меня ставите в невыносимо неловкое положение.

Свешников снова бросил на Севу быстрый взгляд, и, наконец, взоры их встретились. «На этом все», – прочитал актер во взгляде нанимателя.

– Ну, знаете, – Докучевич был вне себя. – И вы, князь… Кроме того, что вам неловко, вам больше нечего сказать?

«Князь» молчал.

Дормидонт Савельевич торжествовал победу.

– Вы… Вы… – Арнольд Витальевич повернулся на каблуках и, не прощаясь, вышел из гостиной.

Долгоруков поник головой. Ему явно было стыдно из-за такого торга. Но восемьдесят тысяч за дом, который стоит от силы пятнадцать…

– Поздравляю вас, князь, – внутренне усмехаясь, произнес Дормидонт Савельевич. – Весьма и весьма удачная продажа.

– Да уж, – только и нашелся, что ответить, Долгоруков.

– Да вы не тушуйтесь, вы-то здесь при чем? – успокаивающим тоном произнес Тучков, совершенно не ведая, что через пару часов придется успокаивать его самого. – Торг сей не вы завели, не вам, стало быть, за него и переживать. Ну а нам с Арнольдом Витальевичем… бог простит.

– Вы так думаете? – приободренный, поднял голову Сева.

– Конечно, – легко ответил Тучков. – Зато теперь ваше финансовое положение прекрасно.

«Да, теперь мое финансовое положение неплохое», – подумал Сева и улыбнулся. Для афериста – весело, по роли недалекого князя – немного смущенно.

– Право, не знаю, что вам и ответить…

– Знаете, князь, – заспешил Тучков, – мне бы хотелось поскорее оформить нашу сделку. Не подскажете, где тут ближайшая контора нотариуса?

Через три четверти часа на руках графа Тучкова была гербовая бумага, удостоверяющая, что он является действительным и единственным владельцем дома с садом и службами на Покровской улице.

Долгоруков съехал, и Дормидонт Савельевич вошел в дом его владельцем. Он прошел анфиладою комнат и спустился в винный подвал. Десять раритетных бутылок лежали в своих ячейках нетронутыми.

Снимая с лица паутину, он прошел к ним. Потрогал. Потом достал одну. Стекло ее было гладким, как будто она только что была изготовлена и совсем недавно успела остыть. Наклейка тоже была совсем свежей.

Он протер бутылку ладонью, и у него сильно кольнуло под левой лопаткой.

Это был никакой не «Кло`д Крайфер».

Это был обычный французский «Бурбон».

Тучков достал из ячейки еще одну бутылку. «Бурбон»…

Еще бутылку. Опять обыкновенный «Бурбон».

Еще…

Десятую бутылку из ячейки он запустил в угол. Толстое стекло не разбилось, и бутылка, отскочив от стены, покатилась по полу с отвратительно-издевательским звуком.

– Восемьдесят тысяч, – произнес Дормидонт Савельевич шепотом. – Восемьдесят тысяч!

Интонация слов была такой, будто граф оплакивал покойника. Оно так примерно и было: восемьдесят тысяч можно вполне определенно считать невосполнимой потерей. Ведь не пойдешь же в полицию жаловаться, что тебя обвел вокруг пальца молодой мошенник, коего граф посчитал придурком. А придурком оказался сам Дормидонт Савельевич.

Да и с чем идти жаловаться? Купчая составлена по всем правилам. Долгоруков покупать дом за такие деньги совершенно не принуждал – граф сам, добровольно выложил их.