Читать книгу "Сто лет пути - Татьяна Устинова"

— Да вижу я, вижу.

Сдавали они довольно долго. Дмитрий Иванович как будто тоже крутил руль, хотя и не крутил.

— Может, на Петровку вернемся и оттуда пешком?

— Ну тебя к лешему!..

В конце концов нашли какой-то шлагбаум, въезд за который был строжайше запрещен, а из будочки выскочил сердитый человек в форме, преисполненный служебного рвения, гнать джип с дороги.

— Тебя-то нам и надо, — под нос себе пробормотал полковник, опустил стекло и сунул охраннику под нос удостоверение. Тот уставился, зашевелил губами и, наконец, вытаращил глаза.

— Открывай давай, что за литературные чтения!?

Приткнувшись на свободном пятачке, полковник выпрыгнул из машины, велел человеку в форме быть бдительным и служить, и вдвоем с Шаховским они пошли к чистенькому дому — довольно далеко.

— Значит, так, Дмитрий Иванович, говорю я, ты помалкиваешь, наблюдаешь картины жизни, а потом докладываешь мне о наблюдениях, понял?..

Профессор Шаховской уже, пожалуй, привык к манере полковника Никоненко распоряжаться и давать указания, как будто он, Дмитрий Иванович, был у него в подчинении.

— Дом-то, дом, — Никоненко задрал голову и посмотрел на мраморную маску на фронтоне, решетки и мозаики. — Не простой, а золотой.

— Модерн, начало двадцатого века, — поддержал Дмитрий Иванович. — Вон, видишь, по углам еще собаки!..

— Где, где?

Профессор показал — где.

— А почему они задницами к нам сидят? Чего не лицом-то?

— Наверное, архитектор так придумал. Тогда любили всякие такие штуки, странные маски, скульптуры, детали. Чтобы нужно было разглядывать.

Домофон прозвенел с переливами, подождал, потом еще прозвенел. Дмитрий Иванович рассматривал спины и хвосты сидящих по углам собак.

…Кто может позволить себе жить в таком доме в самом центре старой Москвы? Как выглядят люди, которые приходят сюда… к себе домой, привычно не замечая решеток и мозаик? О чем они думают, чего боятся, кого жалеют? Это же должны быть какие-то необыкновенные люди, раз они здесь живут!

Домофон наконец-то спросил, кто там, и Никоненко сердито отрапортовал, кто и зачем.

Как видно, и на него дом произвел впечатление.

В роскошном мраморно-мозаичном подъезде, где было тихо и шаги гулко отдавались от стен, полковник, кажется, обозлился еще больше. Дмитрий Иванович наблюдал с интересом, а потом решился проверить наблюдение.

— Ахматова однажды страшно возмутилась, когда при ней сказали, что в петербургских подъездах было сыро и воняло кошками. Она сказала, что тогда в подъездах пахло только кофе и дамскими духами.

— А у всех разные подъезды были, ты не поверишь, Дмитрий Иванович! У прекрасных дамочек, вроде этой твоей, обязательно должно духами пахнуть, от кошачьей мочи они в обморок хлопаются!..

Кабина лифта залилась неярким желтым светом, когда Шаховской потянул на себя затейливую чугунную решетку. Декорации приключения ему очень нравились, было любопытно и весело еще и потому, что полковник злился.

На третьем этаже оказалось всего две квартиры, дверь в одну из них распахнута настежь.

— Проходите, пожалуйста, — пригласила высокая пожилая женщина в переднике и наколке, стоявшая на изготовку. — Вас ждут. Нет-нет, обувь снимать не нужно.

Никоненко с тоской посмотрел на мраморный пол, в котором отражалась люстра и его собственные ботинки с пятнами засохшей грязи. Участковый уполномоченный Анискин из глухой сибирской деревни, где ты есть-то? Давай, давай, выступай на подмогу!..

— Да я вам тут свинарник форменный устрою, — выпалил Анискин и округлил глаза. — На улице-то не май месяц!

И мигом разулся. Шаховской его маневр оценил, а женщина не дрогнула.

— Сюда, пожалуйста.

В большой квадратной комнате, выходившей окнами на скверик, было тепло, светло и просторно. Мебели не слишком много, и располагалась она вольготно, уютно, как-то так, что сразу хотелось именно «расположиться» удобно, заговорить о приятном, подумать о хорошем. Девушка ходила в отдалении у самых окон, разговаривала по телефону и улыбнулась, когда полковник и профессор возникли в дверях. Улыбнулась и помахала рукой — мол, проходите, проходите, не стесняйтесь!

— Чаю или кофе?

— Чаю, — немедленно согласился Анискин. — С вареньем. Есть варенье?..

И опять ничего не получилось!.. Ни изумления, ни возмущения, ни уничижительных взглядов. Женщина просто кивнула и вышла, тихо прикрыв за собой двери.

— Ну, все, все, — сказала девушка в телефон. — Потом поговорим, ладно?.. Нет, все в порядке, просто ко мне приехали.

Шаховскому показалось, что в телефоне у нее никого нет, и не разговаривает она ни с кем, просто так придумано, чтобы встреча с «правоохранительными органами» началась с… ожидания. Она разговаривает. Они ждут. Есть минута, чтобы оценить друг друга.

Ничего оценить Шаховской не смог. Девушке могло быть двадцать пять лет, а могло пятьдесят. Она идеально соответствовала интерьеру в итальянском вкусе, но она могла соответствовать любому богатому интерьеру. Она говорила очень правильно и держалась естественно, но естественность и правильность могли быть не своими, а выработанными в результате тренировок.

Девушка договорила, бросила телефон в подушки дивана, покачала головой и вздохнула, как будто сокрушаясь, что дела не дают никакого покоя, и извиняя себя за это.

— Милана, — непонятно сказала она.

— И вам не хворать, — моментально откликнулся участковый уполномоченный. Девушка удивилась.

— Меня зовут Милана. Хотя вы, наверное, знаете.

Если ее зовут Милана, значит, пятьдесят ей быть не может, подумал Шаховской. Всякие такие имена — Камилла, Анжель, Ханна-Влада — новейшее изобретение. Впрочем, имя можно и поменять. Или придумать себе новое. Вполне возможно, что в паспорте она значится как Ольга или Елена.

— Полковник Никоненко Игорь Владимирович. А это профессор Шаховской. Наш эксперт из… Государственной думы.

— Боже мой, как все серьезно, — пробормотала Милана. — Присаживайтесь, где вам будет удобнее. Вы по поводу Павлика, да? Но я ничего не знаю и даже не понимаю, что вас интересует.

— Да мы спросим, и вы поймете, Милана… Как вашего батюшку звать?

— Кого? Папу? — растерялась девушка. Этот, из Думы, симпатичный, смотрел очень внимательно, просто глаз не отводил. Второй тоже уставился, даже не моргает. — Папу зовут Слава. То есть Вячеслав Викторович.

— Вы с Павлом Ломейко давно знакомы, Милана Вячеславовна?

— Довольно давно. Ну, несколько лет. Года три, может быть.

— Где познакомились?

Она усмехнулась и села в кресло, очень красиво.