Читать книгу "Неотразимое чудовище - Светлана Алешина"

— Да.

— Значит, это он мог нам звонить, — выпалила я. — То есть он кого-то узнал. Понимаешь, Андрей? Рита тут совершенно ни при чем!

— Как это?

— Его убил тот человек, которого он видел с Лизой в кафе! Он его узнал и побежал нам звонить, потому что вспомнил еще что-то, связанное с этим человеком! Знаешь, как бывает — видишь человека, и вдруг само собой припоминается нечто давно забытое, но ужасно важное…

— Сашка! — устало проговорил Ларчик. — Тебя опять понесло на крыльях фантазии неведомо куда?

— Ладно, — проворчала я. — Мои фантазии, кстати, иногда оказываются удивительно жизненными. Если ты потрудишься припомнить, иногда мы выигрывали дела только благодаря моим таким «презренным» фантазиям!

С этими словами я вышла на улицу.

В конце концов, время покажет, насколько глупы или верны мои так называемые «фантазии»!

* * *

На улице все еще царила унылая беспросветность. Нет, туман закончил свое победное шествие, но постарался все-таки испортить погоду, оставив после себя теплую, мерзопакостную слякоть и серое небо. Это самое небо нависло, казалось, прямо над головой, в такой опасной близости, что, казалось, вот-вот обрушится и придавит.

— Как-то все складывается по-глупому, — пробормотала я. — Если повнимательнее посмотреть, то ужасно глупо! Да что такого, черт побери, должны были сотворить Елизавета Ракитина и Донатовский, чтобы у кого-то возникло желание избавить от них человечество? Или что такое они могли знать, пребывая в маленьком, полуподвальном театрике? Может, там было видно, как в соседнем овощном магазине покупателям героин в огурцы подкладывают? Или этот странный «джентльмен» из кафе на самом деле — дон Вито Корлеоне какой-нибудь захолустный? Ну не за знание же системы Станиславского их преследовали!

Можно было придумать целый ворох версий, но безумию превосходящих одна другую, и споткнуться о самую незначительную, самую глупую, самую иррациональную — именно такая нередко, к моему удивлению, оказывалась верной!

— Никогда на свете мне не понять психологию преступлений, — посетовала я, рассматривая меланхолично и отстраненно сидящую напротив меня на лавочке в ожидании автобуса пожилую леди.

Дама отчего-то недоуменно вытаращилась на меня и испуганно отсела подальше.

Ах да… Всему виной моя дурацкая привычка обсуждать свои проблемы вслух — сообразила я. Понятная реакция… Стоит юная девица и рассуждает о психологии преступника.

Мне даже захотелось извиниться, но подошел автобус.

Забравшись в него, я увидела через оконное стекло все ту же пожилую леди. Вспомнив, что старики предпочитают ездить на общественном транспорте, я вздохнула. Их жизнь, увы, строго регламентирована. От и до… Попробуй прожить на триста рублей в месяц!

Вот они и прогуливаются по паркам с мопсами — такими же древними, как их хозяева…

«А все-таки интересно было бы пообщаться с кем-нибудь из наших свидетелей, — подумалось мне. — Надо узнать у Ванцева их фамилии… Тем более что эти старички могут оказаться и сами убийцами».

Да запросто!

Может, они таким вот нехитрым способом за нравственную чистоту борются!

Впрочем, мне сейчас предстоит выклянчить у Ванцова так много, что…

— Еще одна просьба погоды существенно не изменит, — прошептала я, смотря на серый, замученный непогодой Тарасов. На окнах появились дождевые капли. «Ненавижу зимний дождь, — подумала я. — В этом есть такая же глупая ненормальность, как в нелогичных преступлениях».

* * *

Есть несколько заведений, которые я ненавижу посещать. Насчет самого первого вы, безусловно, сразу догадались — это зубоврачебный кабинет. Второе, — наверное, загс. Я там еще ни разу не была и не пойду скорее всего. Уж больно мне не нравится, когда какая-то тетушка с красной лентой милостиво позволит мне поцеловаться с Пенсом! Уж я сама буду решать, когда мне с ним целоваться!

А третье заведение, которое я глубоко и навечно ненавижу, это прокуратура. Не то чтобы я не любила так сильно Лешку Ванцова — да нет, я его очень люблю, но не в родных его пенатах! А уж церберов, всю дорогу встающих на моем пути к Лешке, вообще трудно перенести!

Поэтому, когда я подошла к устрашающе серому зданию и увидела на крыльце его долговязую фигуру, сердце мое запрыгало от радости в груди, как мячик!

Он стоял, разговаривая с каким-то толстым дядькой, в одной руке у которого болтался мобильник, а другой он жестикулировал перед Лешкиным носом, пытаясь донести до него смысл своих запутанных речей.

— Мне наплевать, — отрезал непонимающий Ванцов. — Если этот твой парень напортачил, почему я должен помогать ему отмазаться?

— А он сколько разов помогал? — гундосил мужик. — Ты, в конце концов, должен понимать, что мы без Варяга как без рук!

— Слушай, подойди сам к Кравченко, а?

Лешка заметил меня и, так как его явно тяготил разговор с «опером», помахал мне рукой.

Я подошла к нему и остановилась рядом.

— Сашка, что случилось?

Лешкино лицо стало озабоченным.

— Это ты меня спрашиваешь, что случилось? — сердито фыркнула я.

Любопытный «опер» зашевелил ушами, делая при этом вид, что ему нисколько неинтересно, о чем мы будем разговаривать.

— Горбухин, иди к Кравченко, — попросил сладко-ехидным голоском Ванцов. — Мне сейчас не до тебя. Видишь — ко мне девушка пришла.

— Значит, вот ты какой, Ванцов? — проныл этот противный Горбухин. — Девушка к нему пришла… А ты девушками в нерабочее время не можешь заниматься?

— Горбухин, — очень тихо произнес Ванцов. — Еще одно слово — и я поставлю вопрос о твоем пребывании в этом здании. Ты понял?

Горбухин сразу поник и, кивнув, отправился в означенное здание.

— Ну? По какому поводу мы так злобствуем? — спросил, нахмурившись, Лешка.

— По поводу Риты, — сказала я.

— Ага, — кивнул Лешка. — Нужно быть идиотом, чтобы не догадаться об этом сразу. Слушай, Сашенька, у меня мало времени на перекус, и если ты согласишься, я приглашаю тебя вон в ту забегаловку…

Он жестом показал на «Бургер ройял».

— Там и поговорим.

— Ладно, только я сама за себя плачу, — проворчала я.

— Что, всерьез одолели феминистские настроения? — пошутил Лешка.

— Нет, просто наш разговор может выйти за рамки, и я не хочу быть тебе обязанной за какой-то там вонючий «фишбургер», — откровенно призналась я.

— Как пожелаете, мэм, — слегка склонил он голову в шутливом полупоклоне. — Хотя можно взять свежий «фишбургер». А совсем не вонючий и просроченный…

Он сохранял серьезную мину, но глаза у него смеялись.