Читать книгу "Письмо Россетти - Кристи Филипс"

Они уже приближались к Большому каналу и Риальто.

– У нас достаточно времени, чтобы добраться до дворца Эриццо, – сказал маркиз и придвинулся к Алессандре поближе.

Положил одну руку на грудь, другая скользнула под юбки и начала медленно продвигаться вверх.

Губы их слились в поцелуе. И Алессандра ощутила, как все ее тело потянулось навстречу его ласкам. Пальцы его гладили внутреннюю сторону бедер, затем он навалился на нее сверху. Задернул занавески, они оказались внутри лодочного шатра.

– И все же, я смотрю, ты не до конца доверяешь своему гондольеру, – прошептала Алессандра.

– Просто не верю в сказки. Гондольеры такие же люди, как и все остальные. И потом, мы же в Венеции. Тут повсюду шпионы.

ОТШЕЛЬНИК

9 октября 1617 года

В сумеречной тишине, под сводами церкви Санта Альвизе, у алтаря маячила маленькая, точно гном, фигурка в поношенном шерстяном плаще и разбитых кожаных сандалиях, оглядывая пустую церковь. “Может, жареный фазан или утка, фаршированная яблоками и вишней, – мечтательно подумал Ипполито Моро. – А потом белое вино, лангусты, прочие дары моря, а на десерт миндаль в сахаре и марципаны с корицей…” О, что за трапезой он будет наслаждаться сегодня. Просто за то, что является глазами и ушами Бату.

Выполнение секретного задания может начаться в любой момент, так происходило раз в неделю на протяжении уже почти месяца. Закончилась последняя служба, все священники разошлись, монахини, собравшиеся на балконе для хора, тоже исчезли. В церкви остался лишь запах дымка от благовоний, немытых потных тел, сладковатый аромат пчелиного свечного воска, а сами свечи мигали, шипели и гасли одна за другой. Ипполито терпеливо ждал, полный предвкушений; дырявый его плащ был усыпан соломинками, прицепившимися во время полуденного сна.

– Ипполито! – нетерпеливо окликнул его из ризницы священник Доменико. Дух толерантности, к которому он призывал паству во время богослужения, был по природе совершенно ему чужд. – Ипполито! Давай сюда, наверх! Быстро!

Карлик схватил с кафедры проповедника Библию и облачение и, неловко сжимая эти предметы в руках, поспешил к ризнице, в дверях которой, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, стоял Доменико. Вид у него был недовольный. С каждым днем физиономия священника становилась все шире и маслянее, с отвращением замечал Ипполито, а глазки буквально тонули в складках жира и походили на две черные маслины на фоне розовой плоти. Ну точь-в-точь как у свиньи. Гм… “А жареная свинина тоже очень даже ничего, сытно и вкусно”.

– И аккуратней там, – прикрикнул Доменико, когда Ипполито прошмыгнул мимо него. – Если еще хоть раз найду облачение на полу, не видать тебе должности ризничего как своих ушей!

“Чума на тебя”, – подумал Ипполито, глядя вслед удаляющемуся священнику. Угрозы Доменико не слишком его волновали. Он прослужил здесь больше двадцати лет и повидал немало священников. Они приходили и уходили, а он оставался. Он давно потерял к ним всяческое уважение. Все до единого паразиты, высасывают из монастыря все соки. Сестры уже привыкли к тому, что мука и яйца, предназначенные им для пропитания, идут на выпечку бисквитов и печений для святых отцов, в то время как ему, Ипполито, преданному их слуге, доставались одни объедки. И чья, позвольте спросить, в том вина?

Этих сестер щедрыми никак не назовешь. Одна лишь сестра Бродата – такая по-домашнему уютная и мягкая сестра Бродата с замечательно широкой задницей и, увы, маленькими усиками над верхней губой – была по-настоящему добра к нему. Но и с нее, грустно подумал он, особенно нечего взять. Стало быть, вся вина на священниках. Бродата сама жаловалась, что они сжирают все подчистую; при этом Ипполито насмешливо фыркал, а как-то раз заметил: “Смотри берегись! Как бы на твою драгоценную девственность тоже не позарились… если это уже не случилось”.

Бродата сразу поняла, что говорит он об отце Фабрицио. Ипполито сам видел, как этот старый козел обхаживал ее, и это при том, что у него уже была любовница в монастыре Сан Сеполькро. И вот теперь Бродата не желает с ним разговаривать. Но Ипполито знал: она только притворяется сердитой, а сама польщена и втайне довольна. Ей хотелось, чтобы люди думали, будто священник неравнодушен к ней, пусть честь ее при этом и пострадает. Но когда это монахини заботились о своей чести?…

Карлик затряс головой, точно хотел, чтоб мысли прояснились. Если Бродата не желает больше с ним дружить, что ж, он просто перестанет думать о ней, вот и все! Есть более важные вещи, над которыми стоит поразмыслить, это уж определенно. Сегодня ночью он станет богат, ну, по крайней мере, сможет купить себе приличной еды. А вдруг даже, мечтательно подумал Ипполито, возвращаясь в неф, настолько богат, что сможет прогуляться до моста Сисек, где приветливые девушки не побрезгуют его деньгами, пусть он даже и ростом не вышел, и фигура у него никудышная, и ноги кривые.

Интересно, что бы сказала на это старуха Бродата. Несомненно, будет молиться за спасение заблудшей его души, мрачно подумал он, а потом начнет стращать разными телесными недугами, в том числе французской болезнью. Ипполито вспомнил, что когда-то давно один священник пытался убедить его держаться от шлюх подальше; к чему тратить деньги на этих заразных девок, сказал он, если любовь между мужчинами ничуть не хуже, даже лучше. Ну уж нет, ответил тогда Ипполито, лучше уж подцепить французскую болезнь, чем отправиться прямиком на виселицу. Ипполито хмыкнул, довольный своим остроумием. Все знали, что содомский грех наказывается смертной казнью, что это прегрешение против самого Господа Бога. Поэтому-то мудрые руководители Венецианской республики всячески поощряли местных шлюх показывать голые груди на публике, напоминая мужчинам о том, где кроются истинные радости.

Ипполито вновь остался у алтаря в одиночестве и ждал. В тишине церкви он слышал, как где-то капает вода; затем со двора донесся обрывок разговора на повышенных тонах. И тут он подумал, что, если что-то пойдет не так, как он рассчитывал, этот голубоглазый дьявол Бату Вратса превратит его жизнь в сущий ад. Он слышал, Бату не прощает ошибок. А может, он сейчас где-то совсем рядом, подглядывает, подслушивает?… При одной только мысли об этом карлика пробрал озноб.

Ипполито уже начал терять надежду, когда появился первый мужчина. Тот, которого Ипполито считал предателем, поскольку мужчина был венецианцем, это он точно знал. “Нет, не из нобилей, ничего такого, – сказал Ипполито, описывая этого человека Бату. – Более низкого происхождения, возможно, подмастерье какой-то, прядильщик или стеклодув”. Последние слова почему-то страшно заинтересовали Бату, это читалось в его взгляде. Потому как Бату знал: раскрыть тайны производства венецианского стекла иностранцы пытались не раз, причем самыми изощренными способами. И хотя любого, раскрывшего эту тайну и продавшего ее за пределы республики, ждала смертная казнь, монополия Венеции в этом производстве нарушалась, и не раз. Да только в прошлом году французский король подкупил главного венецианского мастера по зеркалам обещанием денег и женщин, и Совет десяти до сих пор безуспешно добивался выдачи предателя у французского двора, где этот мерзавец как сыр в масле катается.