Читать книгу "Безумие - Дмитрий Кончаловский"

Мы, продолжая ржать, послушно наклонили головы. На глаза легла широкая лента. Искандер мстительно затянул потуже. В узел попал клок волос. Я сказал «Ой!».

Поехали. Так было даже интересней. Обычный психологический эффект — после стольких дней напряжения, перемежающихся бурным весельем, чувство страха притупляется. Хотелось веселиться. Даже дурачиться. Даже издеваться над нашим «руководителем». Все понты, которым я придавал такое значение в той первой «экскурсии» в горы, теперь казались нелепыми.

— Слышь, Искандер, а че ты в гостинице по-русски нормально говорил, а как отъехали — заговорил, как (я чуть было не сказал «как чурка на базаре», но вовремя остановился)… как… как… все тут?

— Нэ лублу прэтворатса.

— Гхм… понятно.

Логику я не уловил. Немного растерялся. Но выручил блаженный Стасик.

— Скажите, пожалуйста, уважаемый Искандер… я, к сожалению, не знаю вашего отчества…

— Называйтэ мэна Искэндэр-эфенди…

Повязка на глазах не помешала моему мысленному взору увидеть, каким важным стало его лицо.

— Скажите пожалуйста, — продолжил Стасик, — уважаемый Искендер-эфенди, а куда мы едем?

— На кудыкину гору, — буркнул эфенди без акцента.

В разговор вступил Костя:

— Ну, что на гору, это и так понятно, а нельзя ли поточнее?

— Нельзя.

Разговор на этом как-то увял.

Ехали мы, между тем, действительно в гору. Это чувствовалось всеми фибрами, в том числе и фибрами автомобиля. Ехали медленно, натужно, подпрыгивая на неведомых ухабах. Вспомнился «Урал». Хорошо все-таки, когда есть с чем сравнивать.

Оказывается, когда у вас завязаны глаза — время течет по-другому. Трудно сказать — быстрее или медленнее. Но когда мы остановились и эфенди, сняв с наших глаз повязки, сказал «выхады», выяснилось, что уже наступила ночь.

Мы растерянно оглядывались по сторонам, пытаясь сделать «привязку к местности». Бесполезно, хоть глаз выколи… Да… глазная тема как-то особенно актуальна сегодня.

— Ну, чэго стоитэ, ылы вас за рукы, как дэтэй, вэсти?

Что он все о детях? До войны в детсаде работал?

Глаза постепенно привыкли к темноте. На фоне темного неба виднелась то ли сакля, то ли сарай, хотя какая разница?

— Пашлы.

Двинулись за ним. Вошли. Ну, про убранство не буду — вы уже примерно представляете. Единственной достопримечательностью оказалась древняя старуха — судя по всему — «смотрительница» помещения. Я с издевкой посмотрел на Стасика. Стасик вздохнул. Как-то сразу стало ясно, что здесь не будет ни шашлыка, ни травки, ни деда, который на «шарыат пиливат хатэл» (ох, Мага-Мага), а будут в лучшем случае «хинкали» и спать. Так и оказалось. Стало грустно.

Поужинали. Кроссовки под голову — и спать. Но сон не шел. Я захотел развлечься.

— Слышь, эфенди, а почему нас не охраняют?

— От кого? — удивленный голос из темноты.

— Да не от кого. Просто мы вот возьмем и сбежим.

Послышался скрип. Видимо, эфенди перевернулся на другой бок. Потом — продолжительный зевок.

— Бегите.

Гол. Это — гол. В мои ворота. Куда бежать? И, главное, зачем?

Развлечься не удалось. Я немного попереживал, а потом уснул…

Утро. Хинкали. Сигареты. Просто сигареты. Мусульманский сортир. Стасик уже опытный. В общем, ничего примечательного.

— Поехали, — вяло скомандовал эфенди.

Глазная процедура. Новую шутку на эту тему я рожал в муках. Так и не родил. Поехали.

Вы думаете, вот сейчас-то и начнутся приключения? Ничего подобного! Никаких приключений. Мне, собственно, даже не о чем рассказывать. Этот день абсолютно не отличался от предыдущего. Следующий, кстати, тоже. Менялись сакли и старухи. Хотя, по правде говоря, эфенди зря старался. Он мог бы использовать одну и ту же саклю и одну и ту же старуху. Мы бы все равно ничего не заметили. А может, так оно и было?

Единственное, что могу сказать, — за это время мы вполне могли бы доехать по самым труднопроходимым горам до Анталии и там сделать блестящий репортаж о раненых боевиках, проходящих курс лечения на таком любимом всеми нами курорте. Мы даже сбились со счета — сколько дней проплутали в горах.

В очередной поездке, когда мне окончательно надоело рассматривать внутреннюю сторону собственных век, я, ни к кому персонально не обращаясь, громко задал вопрос:

— Как вы думаете, господа, зачем уважаемый эфенди тратит на нас, недостойных, столько драгоценного самопального бензина?

— X… знает, — Костик был лаконичен.

— Ведь если цель, — продолжил я, — в том, чтобы нас запутать, то она была достигнута, ну, примерно сто — сто пятьдесят литров бензина тому назад. Может быть, даже больше. Сейчас я затрудняюсь сказать точнее. Значит, дело в другом, — я важно поднял вверх указательный палец, и, не рассчитав (глаза-то завязаны), больно ткнулся им в крышу автомобиля, — ой, бля… да, так вот, я не об этом, дело, значит, в другом!

— Кончай глаза выковыривать, — Костик был предельно лингвистически точен, — говори прямо.

— Так вот, это значит, что они не могли допустить, чтобы мы оставались в Махачкале, и правильно — нас схватили бы местные сатрапы, а на место назначения нас доставлять по каким-то причинам еще рано, — я был горд своим умозаключением.

— Блестяще, — сказал Костя, — только это значит, что один из вас — мудак.

— Не понял?

— Либо ты, либо уважаемый эфенди.

— Опять не понял?

— А почему нас нельзя было просто держать все эти дни в одной и той же сакле? Поэтому либо эфенди — мудак, если просто так возил нас по горам, либо, если в этом был какой-то смысл, ты мудак со своей логикой.

Хочу обратить внимание читателя: мы настолько обнаглели, что вели этот диалог в присутствии эфенди, от которого в общем-то зависела наша жизнь. Или не зависела?

Я спохватился и закончил дискуссию очень нетривиально.

— Восток — дело тонкое.

И тут оживился эфенди:

— Эээ, умныкы, сэйчас прыэдэм — пасмотрым, кто мудак, кто нэ мудак… Заскучали? Скоро вам будет не до скуки, — последнюю фразу он произнес совсем без акцента.

Мне стало не по себе. Еще через несколько минут эфенди сказал:

— Снимай повязки.

Точная дата не установлена. Август. Кадарское ущелье.

Дорога шла по гребню горы. Справа и слева — глубокие ущелья. Впереди — блокпост. Шлагбаум. Военные. Ну, вы поняли какие. На шлагбауме большая табличка. На ней по трафарету (фабричным способом?) надпись: «СТОЙ! ЗДЕСЬ ДЕЙСТВУЮТ ЗАКОНЫ ШАРИАТА!»

— Ни фига себе? Эфенди, где мы?