Читать книгу "Не для взрослых. Время читать! - Мариэтта Чудакова"

Потом тюрьма, советский концлагерь – в Комсомольске-на-Амуре, с лозунгом на заборе «Смерть врагам народа!». Он и был осужден как враг народа, это ему сулили смерть.

Но он выжил. Через восемь лет оказался на свободе. Написал в 1946 году прекрасные стихи, а напечатать их стало можно лишь через десять лет, уже после смерти Сталина.

«Не понять» эти стихи, по-моему, невозможно – ведь это родной, с году жизни нам известный язык, только в высшем своем цветении – в поэтических строках:

Уступи мне скворец, уголок,

Посели меня в старом скворешнике.

Отдаю тебе душу в залог

За твои голубые подснежники.

И свистит, и бормочет весна.

По колено затоплены тополи.

Пробуждаются клены от сна,

Чтоб, как бабочки, листья захлопали.

И такой на полях кавардак,

И такая ручьев околесица,

Что попробуй, покинув чердак,

Сломя голову в рощу не броситься!

.............................................................

А весна хороша, хороша!

Охватило всю душу сиренями.

Поднимай же скворешню, душа,

Над твоими садами весенними.

Поселись на высоком шесте,

Полыхая по небу восторгами,

Прилепись паутинкой к звезде

Вместе с птичьими скороговорками...

И начало еще одного, моего любимого:

В этой роще березовой

Вдалеке от страданий и бед,

Где колеблется розовый

Немигающий утренний свет,

Где прозрачной лавиною

Льются листья с высоких ветвей, —

Спой мне, иволга, песню пустынную,

Песню жизни моей.

Так что же произошло на Патриарших?

1

«В час жаркого весеннего заката на Патриарших прудах появилось двое граждан».

Магия этой первой фразы и сегодня, спустя 46 лет после первого появления ее на печатной странице, действует безотказно. Это уж тайна писателя – почему мы, начиная с этой совсем простой, казалось бы, фразы начинаем ждать необыкновенных событий. И они не замедлят.

«Да, следует отметить первую странность этого страшного майского вечера. Не только у будочки, но и во всей аллее, параллельной Малой Бронной улице, не оказалось ни одного человека. В тот час, когда уж, кажется, и сил не было дышать, когда солнце, раскалив Москву, в сухом тумане валилось куда-то за Садовое кольцо, – никто не пришел под липы, никто не сел на скамейку, пуста была аллея». Вот у нас и начинает потихоньку захватывать дыхание – вечер-то уже назван страшным (а может дело в особом ритме фразы?). К тому же явно начинаешь чувствовать эту, хорошо известную москвичам, вечернюю духоту раскалившейся за день летней Москвы.

Но и не москвичам тоже становится не по себе.

Да тут еще одного из двух «граждан», появившихся на Патриарших, – Михаила Александровича Берлиоза, известного в литературных кругах редактора журнала, вообще такого, что ли, важного литературного чиновника – неожиданно «охватил необоснованный, но столь сильный страх, что ему захотелось тотчас же бежать с Патриарших без оглядки». А что его так напугало – он сам не понимает. Но испуг не проходит, а нарастает. Тем более – вдруг «знойный воздух сгустился перед ним, и соткался из этого воздуха прозрачный гражданин престранного вида. На маленькой головке жокейский картузик, клетчатый кургузый воздушный же пиджачок... Гражданин ростом в сажень, но в плечах узок, худ неимоверно, и физиономия, прошу заметить, глумливая.

Жизнь Берлиоза складывалась таким образом, что к необыкновенным явлениям он не привык. Еще более побледнев, он вытаращил глаза и в смятении подумал: «Этого не может быть!..»

Но это, увы, было, и длинный, сквозь которого видно, гражданин, не касаясь земли, качался перед ним и влево и вправо.

Тут ужас до того овладел Берлиозом, что он закрыл глаза».

И как, повторим, не ужаснуться, если вдруг перед тобой – человек выше двух метров роста (сажень).

Да еще неимоверно худой и насквозь просвечивающий! Любой испугается.

«...А когда он их открыл, увидел, что все кончилось, марево растворилось, клетчатый исчез...»

Да, все кончилось, но только не для Берлиоза. Для него все только начиналось.

Потому что в разгар беседы Берлиоза со своим спутником – молодым поэтом Иваном Бездомным – «в аллее показался первый человек».

2

Внимательный читатель немного удивится: что это за фамилия такая – Бездомный?

Это, конечно, не фамилия, а литературный псевдоним. Еще до революции 1917 года некоторые писатели, которые хотели заявить себя близкими к революционерам, защитниками «угнетенных» – рабочих и крестьян, как бы готовыми разделить с ними их нищету, их, как тогда говорили, «горькую долю», брали себе «говорящие» псевдонимы: Демьян Бедный (настоящее имя Ефим Придворов), Максим Горький (Алексей Пешков).

А в конце 20-х годов XX века, когда начал писать свой роман Михаил Булгаков, таких литературных псевдонимов было полно. Потому что советская власть, установившаяся в России в начале 20-х, после победы в гражданской войне Красной армии над Белой, всячески поощряла бедных и малообразованных, внушая им, что сама их бедность – уже замечательное качество. Богатые же, сколько бы пользы не принесли они ранее своей стране, ничего, кроме тюрьмы и пули, не заслуживают. А кто читал повесть Булгакова «Собачье сердце» или хотя бы смотрел замечательный фильм по ней, знает, как относился Булгаков к тем, кто заявлял себя «трудовым элементом» безо всяких на то оснований.

Были известны поэты Иван Приблудный, Михаил Голодный. И любовь к таким именно псевдонимам уже изображалась некоторыми писателями – современниками Булгакова – сатирически. Например, в романе Н. Никандрова действуют молодые – ну, не писатели, а скорее решившие, что они писатели, – Антон Нелюдимый, Анна Новая, Антон Тихий, который рвется в дом писателей в галошах на босу ногу – примерно так, как вскоре в романе Булгакова явится в специально писательский ресторан (куда пускали только по удостоверениям) Иван Бездомный в нижнем белье... Литераторы в этом романе знакомятся, называя свои «литературные имена»: «Я Иван Бездомный. – А я Иван Бездольный. – А я Иван Безродный». Есть там Антон Нешамавший и Антон Неевший...

В первой редакции своего романа Булгаков дает герою – довольно невежественному человеку, пишущему стихи, которые он сам же потом в порыве откровенности назовет «чудовищными», – имя «Антоша Безродный». А потом останавливается на «Иване Бездомном». Как вы уже заметили, имена «Антон» и «Иван» почему-то пользовались особенным спросом у молодых поэтов.