Читать книгу "Игра вслепую - Эйлет Уолдман"

Либо мать Бобби постоянно ходила в белом теннисном платье, либо я опять случайно застала ее перед игрой. На этот раз Салюд не пригласила меня внутрь, а оставила нас с Исааком ждать у двери. Сьюзен выглядела так, словно собиралась сразу же выставить меня, но смягчилась, увидев кудрявую голову Исаака. У него не было очаровательных рыжих локонов сестры, зато белокурые волосы обрамляли обманчиво ангельскую мордашку.

– Может, пройдем во двор? – сказала она. – Там есть качели. На них катались еще мои дети. Не поднимается рука их убрать. Наверное, берегу для внуков.

Мы прошли за дом. Мои ноги путались в высокой мокрой траве. Широкий двор оказался таким же ухоженным, как и все остальное. По краям большого газона находились клумбы из серых и синих камней. На просторной игровой площадке стояли горки, турники, столбы, лестницы, качели, три домика и песочница. Исаак устремился туда.

– Он не ушибется, – сказала Сьюзен, – там опилки сантиметров на тридцать глубиной. Я все еще меняю их каждую весну.

Мы расположились в шезлонгах на краю внутреннего двора и какое-то время молча наблюдали за Исааком. Вне себя от счастья, он забирался наверх по веревочной лестнице и съезжал по пожарному столбу.

– Вы вернулись, – наконец проговорила Сьюзен.

– Да, – ответила я.

– Зачем?

– Ваш муж служил во Вьетнаме, когда родился Бобби.

Она не отвечала, просто крутила и крутила бриллиантовый браслет на запястье.

– Представляю, как вам было тяжело. Забеременеть при таких обстоятельствах, да еще учитывая, какая у него семья. – Я говорила мягко, но думаю, что вряд ли мой тон или слова заставили Сьюзен Мастерс Салливан наконец открыться. Просто ей отчаянно хотелось кому-то рассказать. Погиб ее сын, и неважно, что она его совсем не знала. Все же она горевала и нуждалась в сочувствии.

– Мне очень жаль, что он умер, – сказала Сьюзен, глядя в сторону. Ее голос был хриплым, как будто она сдерживала слезы.

– Да, – сказала я, – нам всем жаль. Он был прекрасным человеком.

– Я его почти не знала. Мы только один раз встречались.

Я молчала, из страха, что если заговорю, то замолчит она. Я вдруг поняла, что не дышу, и постаралась выдохнуть как можно тише.

– Мне было двадцать шесть, когда он родился. Почти через три года после замужества. Моя семья… совсем небольшая. Отец перевез нас сюда из Чикаго из-за Санта-Аниты. Это ипподром. Папа работал конюхом в Саратоге, в Нью-Йорке, и думал, что сделает карьеру, объезжая лошадей. Но все, заработанное в конюшне, он либо проигрывал, либо пропивал вечером по дороге домой. Семью содержала мать. Она работала диспетчером в такси.

Сьюзен посмотрела на меня и тут же отвернулась.

– Я вам рассказываю о своей несчастливой жизни не для того, чтобы вы меня жалели. Просто все это имеет отношение к случившемуся. Видите ли, когда я познакомилась с будущим мужем, он показался мне принцем из другого мира. А я была Золушкой. Он приехал домой на Рождество из Академии ВВС. Мы встретились на студенческой вечеринке, и он долго считал, что я учусь в колледже. Я даже не лгала, просто не стала его разубеждать. Когда он окончил Академию и поступил на службу, он так редко приезжал домой… Наверное, я просто уже не думала, что он знал, а что нет. Мы поженились поспешно. По известной причине. Только тогда выяснилось, что я не студентка колледжа, а девушка… другого сорта. Но было уже поздно.

– Я думаю, его родители сразу поняли, что я не та, кем казалась. Они меня никогда не любили. Ни тогда, ни после рождения детей. Пока Патрик был за границей, они снимали для меня маленький дом в Беверли-Хиллз, оплачивали все счета. Мэри-Маргарет даже отвела меня к своему акушеру. Для Пи Джея наняли няню. Мэри-Маргарет исподволь учила меня быть Салливан. Как будто хотела воспитать идеальную жену для Патрика.

Я задыхалась или же была одинока. Забавно, от тебя столько ждут и требуют, но все равно ты отчаянно одинок.

Я понимающе кивнула. Я чувствовала себя так же, когда родилась Руби. Иногда казалось, что рождение ребенка делает тебя самой одинокой в мире. Ты всецело в чьем-либо распоряжении, у тебя нет ни минуты на себя, и все равно ты совершенно один.

– Я познакомилась с отцом Бобби в книжном магазине Папы Баха. Я иногда убегала туда, когда приходила няня. Она меня пугала своим явным недовольством, что я такая неопытная мать. Я уверена, она рассказывала Мэри-Маргарет обо всех моих ошибках. Так вот, однажды утром я пошла в книжный магазин, и тот симпатичный молодой человек не сводил с меня глаз. Позже он пригласил меня на чашку кофе. Не знаю, почему я согласилась. Как я уже сказала, наверное, от одиночества. Мы пили кофе и разговаривали. Он работал врачом. Педиатром. Он был красив. Не как Патрик, – шикарный блондин, – а темноволосый и печальный. Он был евреем, а я мало знала евреев. Я училась в католической школе, а в колледж вообще не ходила.

Мы несколько раз встречались у Папы Баха. А однажды я пошла к нему домой. Не знаю почему. Я никогда этого не понимала. Просто так получилось. Это было глупо. Но шел семьдесят первый. Люди так делали. Ну, по крайней мере, я думала, что делали. Ничего бы не случилось, я бы забыла об этом. – Она густо покраснела. – Но резинка… порвалась, – прошептала она.

Я снова кивнула.

Она помолчала, откашлялась и продолжила уже окрепшим голосом.

– Я забеременела и не знала, что делать. Сначала я хотела обмануть Патрика и его семью. Родители Патрика отправили меня на неделю к Патрику в Японию, примерно за месяц до того, как это случилось. Думаю, я могла бы сказать, что забеременела тогда, но была вероятность, что все раскроется. Я так чувствовала.

– Почему? – спросила я. – Почему вы были так уверены?

Она снова вспыхнула и посмотрела через двор на играющего Исаака. Он лежал на животе на площадке и рыл ямку пальцами ног.

– Во-первых, из-за срока. Ребенок родился бы на месяц позже. Правда, он появился примерно на неделю раньше. Наверное, я могла бы это как-то уладить. Например, уехать рожать в другое место, а потом обмануть насчет его возраста. Но есть кое-что еще.

– Что?

– Я сказала, этот человек был… евреем. С характерной внешностью. Темноволосый.

Я ожидала, что она скажет что-нибудь о размере носа своего любовника, но она воздержалась. Наверное, в какой-то момент ей пришло в голову, что Эпплбаум – не совсем американская фамилия.

– Вы не думали, что это можно как-то объяснить?

– Нет. Я была уверена, что Патрик догадается.

– Ирония судьбы, – вздохнула я.

– Что именно?

– Бобби ведь был блондином, очень похожим на сводных братьев.

Она кивнула.

– Да, похож. Они все трое в меня. Но я же не знала, что так получится. А если бы он пошел в отца?

Я согласилась.