Читать книгу "Голый шпион - Геннадий Соколов"

К лету 60-го года я научился безошибочно выбирать маршрут поездки к основным пунктам назначения. Знал, как туда же добраться на метро или автобусе. Определил для себя пути возможного эффективного ухода от слежки, будь я на машине или в общественном транспорте. Дачными представлялись и выбранные мною места для возможных конспиративных встреч и закладок тайника.

Через пятнадцать лет после войны Англия, похоже, успела залечить полученные раны. Страна, пережившая многочисленные опустошительные бомбардировки гитлеровских люфтваффе, отстроила разрушенные города и дала людям возможность вновь насладиться благами общества потребления.

Но новые времена, как это обычно бывает, принесли с собой и новые проблемы.

Некогда мощная Британская империя стала рушиться на глазах. Одна за другой получали независимость английские колонии в разных концах света — Азии, Африке, Латинской Америке. С крахом империи кардинально менялась и роль Великобритании в мире. В политическом лексиконе шестидесятых годов по этому поводу все чаще использовались такие мрачные слова как «сумерки», «закат», «упадок»…

Имперская Англия действительно стремительно уходила в прошлое. Но новую Британию с геополитической карты мира сбрасывать было никак нельзя. Ее традиционный авторитет и заметное влияние, экономическая и военная мощь продолжали оставаться весьма значительными не только на европейском континенте, но и во всем быстро меняющемся мире.

Центр интересовали, прежде всего, перемены в военнополитических параметрах Великобритании. А они по-прежнему определялись «особыми отношениями» с Соединенными Штатами Америки.

Это словосочетание— «особые отношения» пустил в оборот в начале Второй мировой войны сэр Уинстон Черчилль. Тогда в обмен на долгосрочную аренду управляемых Британских территорий, в частности, Ньюфаундленда, Вашингтон передал Лондону пятьдесят эсминцев и предоставил ряд существенных привилегий в закупках американских вооружений.

Эта «особость» двусторонних отношений, безусловно, сыграла свою позитивную роль в разгроме фашистской Германии. Ну а после сорок пятого года была поставлена на службу войне холодной — с нашей страной и ее союзниками по социалистическому лагерю и Варшавскому договору.

Основную роль в особых отношениях Лондона и Вашингтона играл так называемый закон Мак-Магона. Он позволял Соединенным Штатам делиться с Великобританией своими атомными секретами. Собственно, Англия и стала мировой ядерной державой не в последнюю очередь благодаря сотрудничеству двух стран в рамках Манхэттенского проекта. Военнотехнический альянс Лондона и Вашингтона был и оставался краеугольным камнем двусторонних отношений.

Это понимали в Москве. И Центр полагал, что его люди в Англии, в том числе и я, способны получать информацию не только и не столько о стране пребывания, сколько о «враге номер один» — Соединенных Штатах Америки, главном союзнике Великобритании. Именно такая задача и была поставлена передо мной накануне отъезда в Лондон.

С чего обычно начинаешь работу, попав в чужую, незнакомую страну? — На первых порах, конечно же, присматриваешься и прислушиваешься. Пытаешься слиться с жизнью. Понять и распознать ее. Зачастую это совсем не так просто, как хотелось бы.

В английскую жизнь, например, нельзя разом окунуться с головой. Ею можно лишь постепенно пропитываться, капля за каплей. Так намокает плащ путника под неторопливо моросящим английским дождем.

Британия — это царство обособленной частной жизни. Королевство традиций и классовых различий. Разведчику этот факт сулит уйму трудностей, но обещает и немало плюсов. Многим моим коллегам так и не удавалось обойти многочисленные преграды, отделяющие нас от реальной жизни этого царства. Изгороди, скрывающие от взора чужаков частную жизнь британцев, кажутся слишком высокими и непреодолимыми.

Мне в первые месяцы пребывания в Лондоне тоже казалось, что над городом наподобие густого тумана нависла какая-то завеса молчания. Окружающие меня люди были исключительно немногословны, а если и говорили друг с другом, то каким-то особым приглушенным голосом. Я вскоре понял, что попытка вступить в разговор с незнакомым человеком здесь так же неуместна и даже оскорбительна, как попытка завязать флирт с водительницей соседней автомашины на перекрестке перед светофором.

Премудрости завязывания разговора, знакомств и деловых отношений в Англии стали для меня серьезным камнем преткновения. В начальные месяцы работы я был вынужден констатировать, что с англичанами не только непросто завязать контакт, но, обзаведясь им, архисложно рассчитывать на его развитие в нужном тебе ключе. Даже в самой доверительной беседе со мной англичанин, скорее всего, начинал говорить о погоде или каких-либо абсурдных слухах, о своих увлечениях и забавах, но никогда не касался того, что было главным делом его жизни, особенно, если он на этом поприще в чем-то преуспел. Но я настойчиво продолжал поиски подходов к нужным мне и почти недоступным англичанам.

Довольно скоро я понял, что образ англичанина совсем не то, что рисуется в газетах. Высокие, долговязые фигуры, считающиеся английскими, редко попадались мне на глаза. Типичный англичанин в моем представлении оказался скорее мелковат и коренаст и не отличался изяществом манер. Да, средний британец уважал закон, не доверял иностранцам, был предупредителен и благонравен, обожал животных и садоводство, был одержим спортом и уважал свободу совести. Все это так.

А вот классовые различия здесь оказались не столь велики, как я рисовал их себе до приезда в Англию. И все же классовая принадлежность огромного большинства англичан могла быть мгновенно установлена по поведению, одежде или общему виду. Самое же впечатляющее различие ощущалось в языке и произношении англичан. Такое разнообразие речи на одном языке у людей, живущих в одной стране, вряд ли где еще найдешь.

Английская кухня показалась мне однообразной и простой. Заморские блюда англичан, как правило, не привлекали. Зато без утреннего омлета с беконом, без традиционного «five о clock tea» (чая в пять часов дня) и пудинга на десерт — и жизнь была им не в жизнь.

Еще одну важную особенность англичан я не мог не заметить. Мало кто из них боялся публично высказывать свои политические взгляды, даже если они были совсем непривычны. И еще меньше встречалось тех, кто хотел бы подавить взгляды других. Англичанин уважал свободу совести и стремился выслушать обе стороны в споре. В нашей советской жизни тогда это было просто невозможно.

Знакомство с местными газетами добавило к этому наблюдению еще один штрих. В прессе хваленая британская свобода слова существовала скорее в теории, чем на практике. Централизованное владение большинством крупнейших печатных изданий страны означало, что непопулярные, а тем более небезопасные для государства мнения могут высказываться лишь в книгах и газетах с малым тиражом и то далеко не всегда.

Новые знания приносили свою пользу. Побывав полдюжины раз в гостях у британцев, я убедился, что канву общения здесь прокладывают общие склонности и интересы, связанные с досугом. Знакомясь с людьми на лондонских приемах, я поначалу поражался неразговорчивости англичан, когда, выяснив перво-наперво профессию человека, начинал расспрашивать о делах. Ответом неизбежно оказывались рассуждения о погоде.