Читать книгу "Путешествие в страну смерти - Барбара Хэмбли"

Он в самом деле помнил.

Помнил, как, сидя на подоконнике в этой чистенькой комнатке, смотрел вниз, на высокую стену, отделявшую сад от высокого шепчущего леса, а затем вновь перечитывал три телеграммы, найденные после возвращения с гор. О том, что было в этих телеграммах, вспоминать не хотелось.

Все три были от Франсуазы. Все три просили немедленно ответить. Но он уже встретился с ней в тот день в кафе «Нью-Йорк» (Фэйрпорт туго перебинтовал ему плечо и закатил здоровенную дозу стимулянтов). Франсуаза упомянула о телеграммах мельком, но добавила, что теперь уже не стоит обращать на них внимания.

Это означало, что она установила, где он отсутствовал на самом деле, сказавшись больным.

Это означало, что она заподозрила его в двойной жизни.

Это означало, что он был на волосок от провала. А Кароли вот-вот должен был возвратиться в Вену.

Она была достаточна проницательна, чтобы раскусить Кароли, прикидывающегося безобидным молодым идиотом. Почему же Эшер полагал, что она не раскусит его самого, прячущегося под маской чудака ученого?

Он сидел на подоконнике, пока не кончился долгий летний день и белые розы на стене сада не обратились в молочные пятна. Было уже невозможно различить буквы на желтых листках телеграмм, но он и так знал, что там сказано.

И что ему теперь надлежит делать.

Эшер отогнал воспоминание. Стоило подумать о венском кофе, память переносила его в кафе «Нью-Йорк». Хотя Джеймс прекрасно понимал, что с лета 1895 года Франсуаза ни за что не ступит на порог этого заведения, да и сам он постарается искать маленькие удовольствия где-нибудь в другом месте.

Ее рассуждения относительно венских кафе вполне можно было приложить и к городским баням. Не столь широко распространенные, они были прекрасны по той же самой причине. Большинство квартир в переполненном городе испытывало недостаток горячей воды; тысячи семейств до сих пор пользовались общими насосами и туалетами во внутренних дворах. И все же обитатели были весьма чистоплотны – пожалуй, даже чистоплотнее парижан, при всей фанатичной ненависти французов к малейшему пятнышку на оконном стекле. Тюремная камера, в которой ему пришлось заночевать, также не соответствовала мрачным фантазиям Фэйрпорта.

В банях Хейлигештеффан, истинной обители чистоты, людно было даже утром во вторник. Рабочий люд, студенты, бородатые буржуа, бесстрастно и добросовестно моющиеся в розовых мраморных бадьях под участливым взором мозаичных ангелов, и обычная венская иерархия: герр Старший банщик, просто Старший банщик, Младший банщик и, наконец, гарсон, собирающий полотенца. Эшер посетил парикмахера по соседству, побрился, сменил рубашку и нижнее белье, купленные им по пути из префектуры полиции, затем нанес краткий визит резчику ключей, которого знал еще в 1895-м, после чего почувствовал себя много уверенней. И все же чиновники в ратуше подозрительно косились на его помятый жакет, когда он попросил позволения просмотреть завещания на самые старые поместья в Альтштадте. Времени до наступления сумерек, когда толпы на улицах поредеют, было у него вполне достаточно.

Будучи одновременно шпионом и ученым, Эшер давно понял, что натура человека раскрывается особенно полно, когда внимание его сосредоточено на главном, причем этим главным для большинства является собственность. Самый свежий пример – похороны кузена, состоявшиеся три дня назад. В таких случаях люди совершенно забывают заметать следы. Банковские счета, завещания, копии, договоры на аренду – все это может выдать очень многое тому, кто обладает временем и привычен к архивной пыли.

Эшер начал с самых старых поместий Альтштадта – с этих отягощенных лепниной особняков, чьи фасады в стиле барокко выходили в узкие улочки и были практически недоступны глазу праздного зеваки. Сверяя записи о владении с завещаниями, а завещания со свидетельствами о смерти (и – что еще важнее – свидетельствами о рождении), он постоянно делал пометки в своем блокноте, пока молоденький очкастый клерк не обратился к нему:

– Прошу прощения, герр профессор доктор, но мы закрываем.

За окнами уже стояли сумерки, еще часа полтора – и вспыхнут электрические фонари.

Как было условлено, Артемус Холивелл ждал его в кафе Доницетти. Глава венского отделения был тридцатилетним бородачом, неопрятным, очкастым и чудовищно тучным. Когда-то они встречались в Лондоне, Холивелл выслушал рассказ Эшера о путешествии, и глаза его за толстыми овальными линзами напоминали зеленые оливки.

– Итак, этот Фаррен думает, что он вампир, э? – Холивелл наткнул кусочек жареного цыпленка на вилку и отправил в розовый, по-девичьи нежный ротик. – Потому-то он вас и заинтересовал?

Эшер кивнул. Фактически так оно и было.

– Нечто подобное вы обнаружите и в Вене, и в Будапеште. В прошлом году я был в горах на востоке страны, и там ходили слухи об одном крестьянине, который умел обращаться в волка. Еще мне рассказывали, что в Черном Бору с вами перестанут общаться, если вы убьете зайца.

Он промокнул губы салфеткой, и у стола немедленно возник и вопросительно склонился бесстрастный Обер.

– Думаю, вы уже догадываетесь, – продолжал толстяк, выждав, пока тот удалится, – что вся эта история дурно пахнет.

По шее Эшера поползли мурашки. Он достаточно долго сотрудничал с Департаментом и знал, что может означать этот бесстрастный тон.

– Э-э?..

– Стритхэм. – Холивелл небрежно взмахнул вилкой. – Кроме шуток. Проклятый дурак! Поднял шум, известил французские власти о смерти этого мальчишки Крамера, как будто мало нам других неприятностей! А французы умыли руки и потребовали от венской полиции отправить вас обратно первым удобным поездом. Я выиграл день, сказав им, что понятия не имею, где вы сейчас находитесь. – Видя, что Эшер готов протестовать, он предостерегающе вскинул ладонь. – Чтобы вы там ни обнаружили сегодня в ратуше, вы это делали без моего ведома.

– Идиот, – равнодушно согласился Эшер, думая уже о другом. Время близилось к восьми. На улицах было еще людно, то есть по меньшей мере до десяти он может чувствовать себя в относительной безопасности. Вампиры начинают охоту позже.

– И все же, – сказал Холивелл, – что вас сегодня заинтересовало в ратуше?

Эшер поколебался и тихо ответил:

– Вампиры.

Лохматые брови Холивелла вздернулись.

– Здесь в них еще верят?

Глава венского отделения снова взмахнул вилкой:

– В основном цыгане. Официант в моем кафе клялся, что видел вампира на старой башне, примыкающей к дому на Биберштрассе, – когда-то она была частью городской стены. – Он покачал головой. – «Мое кафе…» Я уже начинаю говорить, как настоящий житель Вены. В один прекрасный день я скажу: «Мой ресторан». В Англии так можно говорить лишь о клубе.

– Не знаю… – Эшер лениво оглядел дубовые панели, мягкое мерцание газовых рожков, ощутил легкий всепроникающий запах угольной гари и почесал кончик уса. –