Читать книгу "Последнее слово - Фридрих Незнанский"

Опрошенные жильцы дома ничего к уже известному следователю добавить не могли. Кто мог совершить подлое злодеяние, даже и не догадывались. Люди в доме проживали простые, без великих претензий к себе и другим, поэтому и особых предметов зависти перед собой не имели. Так о чем же тогда говорить?

И «дело» тихо пылилось на полке в прокуратуре, ожидая своего часа…

Глава третья От слов к делу

1

Юрий Петрович Гордеев в своей адвокатской деятельности был верен главному принципу, которому никогда не изменял: докапываясь до истины, в каждое дело он вкладывал все свои силы, невзирая ни на какие сложности. Он был в этом смысле «неудобным» адвокатом, в чем дознаватели и следователи неоднократно убеждались еще на стадии предварительных расследований. И об этом его качестве старший следователь Главной военной прокуратуры Петр Константинович Головкин был наслышан, хотя прежде они в судебных процессах лично еще не встречались.

Полковник юстиции Головкин был рослым, невозмутимым, старающимся никогда не повышать голоса сорокапятилетним мужчиной, имевшим за плечами два десятка лет работы военным следователем. Карьера его шла ровно и устойчиво, никаких неожиданных зигзагов впереди не предвиделось, и в новом деле Савина ему тоже не виделось ничего необычного. Если не считать обвинение в измене Родине событием, не представляющим в наше время ничего экстраординарного. Но и с этим делом в конечном счете особых сложностей возникнуть уже не должно.

Обвинение владело фактами, которые легко подходили под признаки статьи 283, части 1 Уголовного кодекса Российской Федерации — «Разглашение государственной тайны». И наказание по части первой этой статьи предусматривалось если по максимуму, то лишением свободы на срок до четырех лет с лишением права занимать определенные должности и так далее. А для «поддержки», так сказать, имелась и другая статья, 222, часть 1 УК РФ — «Незаконные приобретение, передача, сбыт, хранение, перевозка и ношение оружия, его основных частей, боеприпасов» и так далее. Факт незаконного хранения боеприпасов был также налицо.

Но, самое главное, за плечами обвинения стояли как минимум трое генералов с Лубянки, которым требовалось примерно наказать «отступника», чтобы другим неповадно было. И когда дело по обвинению подполковника ФСБ Савина легло на стол Головкина, между лубянскими генералами и военной судебной системой, возможно, была уже достигнута своя внутренняя, соответствующая договоренность. Вот в этом и заключалась, пожалуй, основная интрига события, о чем не мог не знать либо не догадываться опытный следователь Головкин.

Нет, все это он прекрасно понимал и видел, что никакими, даже сверхсерьезными, аргументами не заставит никакой адвокат изменить окончательное решение военного суда. Ибо в данном случае военный суд Московского гарнизона — это тоже мощная и консервативная часть «системы», открытая борьба с которой — дело безнадежное. В этом Петр Константинович был абсолютно уверен.

По этой, собственно, причине он сам и предложил Савиной адвоката Ефима Эделя, человека достаточно пожилого, по-своему мудрого, который не стал бы вступать в долгие и безрезультатные споры с обвинением, а принял бы постановление суда таким, как оно будет вынесено, ну разве что, может быть, позаботился бы о сравнительно небольшом смягчении наказания. И не исключено, что при таком смирении суд пошел бы даже ему навстречу.

Савина, как известно, не захотела. Либо не захотели этого лубянские же «защитники, или поборники, гласности», которые, вероятно, все еще на что-то надеялись. Они пригласили адвоката Гордеева, и, в конце концов, это их право. Конкретно к Юрию Петровичу Петр Константинович никаких личных претензий не имел. И встретил его в Следственном управлении Главной военной прокуратуры с привычным ему деловым радушием и открытостью.

Они отправились в Лефортово, следственный изолятор, подчиняющийся Федеральной службе безопасности.

Через полчаса конвоир ввел в кабинет в следственном корпусе невысокого поджарого брюнета лет сорока восьми, одетого в простые полотняные брюки и куртку домашнего покроя — то есть в том виде, как его взяли на даче в Перловке.

Головкин зачитал Савину постановление о привлечении его к уголовной ответственности в качестве обвиняемого. Согласно этому постановлению подполковник Савин, проходя в 1984–2001 годах службу в КГБ СССР и ФСБ России, делал несанкционированные копии служебных документов, касающихся некоторых специальных операций, проводимых оперативным управлением, и незаконно хранил их у себя дома. Некоторые из этих документов оказались впоследствии у бывшего коллеги Савина, полковника Латыщенко, который и воспользовался ими в своей предательской деятельности, находясь в настоящее время под покровительством спецслужб Великобритании. Кроме того, Савин разгласил гостайну, передав своему коллеге полковнику Егору Ванину материалы прослушивания телефонных переговоров членов матвеевской ОПГ. Показания самого Ванина, уже обвиненного в сотрудничестве с указанной преступной группировкой и отбывающего срок наказания по матвеевскому делу, подтверждают этот факт.

Помимо этого против Савина было возбуждено еще одно уголовное дело — по факту незаконного хранения дома боеприпасов, которые были изъяты при обыске у него на даче в Подмосковье.

Естественно, что в совершении этих правонарушений Николай Анисимович себя не признал, о чем и указал в протоколе допроса обвиняемого.

Первое. Никаких секретных документов, представляющих государственную тайну, он никогда не копировал. И уж тем более никому их передавать не мог.

Второе. Что касается его знакомства, причем давнего, с полковником Латыщенко, то самого этого факта он не отрицает. Однако между ними никогда не происходило разговоров на служебные темы. Да и тот же Латыщенко, насколько это известно, ни разу не ссылался в своих выступлениях на свое близкое знакомство с подполковником Савиным.

Третье. Относительно записи телефонных переговоров матвеевских преступников. Да, у него имелись эти материалы в процессе разработки данной преступной группировки. Но они никогда не были закрытыми, они даже приводились в прессе. А с полковником Ваниным он также никаких служебных и, уж само собой, домашних дел не имел. И его якобы «признание» считает ложным и, возможно, вынужденным под давлением следствия.

Четвертое. По поводу найденных в сарае патронов. Это чистой воды провокация спецслужбы. Никаких «лишних» патронов он, Савин, владеющий табельным оружием, у себя не хранил, поскольку не имел в них ни малейшей необходимости. Пистолет же свой он постоянно держал в служебном сейфе, так что и нужды в каких-то неучтенных патронах у него не было.

И, наконец, последнее. Все дело по его обвинению сфальсифицировано генералами Андреем Самощенко, Тарасом Хохловым и Борисом Якимовым, которые таким образом отомстили ему за деловую критику, не раз звучавшую в их адрес. Для этого достаточно поднять протоколы служебных заседаний.

Выражение лица следователя Головкина не изменилось, как заметил Гордеев. Из этого факта напрашивались два вывода: либо Петр Константинович обладал стальными нервами, либо ему было в высшей степени наплевать на оправдания Савина. В первом случае его постоянная вежливость — ловкая маска, во втором — решение им, а соответственно и военным судом фактически уже предопределено окончательно, вне зависимости от любых аргументов адвоката.