Читать книгу "Миллионщица - Фридрих Незнанский"

– Что значит «в основном»?

– Пару раз, когда у него были деловые встречи, деловое застолье, охрану он брал. Как-то сказал мне, что исключительно потому, что это положено по протоколу, что вообще-то он топтунов не любит и, если кому-то придет в голову его убить, никакая охрана не поможет.

– Вернемся к его «знакомым». Почему вы вообще решили, что они знакомые Стулова?

– Они же сами сказали! И потом… С какой стати они стали бы возиться с пьяным человеком?..

– Что именно они говорили?

Борисюк задумался, наморщив лоб.

– Тот, который моложе, сказал… Сказал, что говорил Илье Рудольфовичу, чтобы не пил на голодный желудок, еще в офисе. А пожилой добавил, что теперь его дочка наверняка обидится. Вроде бы Илья Рудольфович обещал ее покатать перед сном на машине – из офиса, по телефону. Я не уверен, но что-то подобное они говорили…

– Что было дальше? – Левин с немалым интересом отметил, что официант, описывая эту сцену с заботливыми «друзьями» Стулова, уже с трудом сдерживает свою нервозность. Губы Борисюка слегка подрагивали, мелкие бисеринки пота на бледном лбу слились в капельку, которая теперь медленно сползала по левому виску официанта, не делавшего ни малейшей попытки привести себя в порядок, смотревшего куда угодно, только не на следователя.

– Ничего… – почти прошептал он. – Просто они расплатились за Илью Рудольфовича и увели его… Почти вынесли, он был в полной отключке…

– И часто со Стуловым случались такие «отключки»? – намеренно жестко и быстро спросил Олег.

– Нет!.. – Борисюк испуганно глянул на него и снова поспешно отвел глаза. – Ни разу…

– Вот что, Борис Борисович. – Теперь тон Левина, до последнего из его вопросов к свидетелю мягкий и почти сочувствующий, сделался холодным, в голосе следователя зазвучал металл. – Давайте закончим этот спектакль! Что именно и по чьей просьбе вы добавили в вино, предназначенное господину Стулову? Учтите, добровольное признание практически выведет вас из-под карающей руки Закона!..

Олег Борисович Левин, как правило, вел следствие осторожно, ва-банк шел редко: но на сей раз никаких сомнений в причастности официанта к загадочному «опьянению» бизнесмена у него не осталось. Борисюк явно был смертельно напуган не просто вызовом в прокуратуру, в его страхе отчетливо присутствовала нечистая совесть. Фактически он и без помощи Левина был на грани срыва.

Официант с ужасом уставился на следователя, приоткрыв рот, и неожиданно, упав головой на стол, разрыдался, бормоча что-то нечленораздельное.

– Прекратите истерику! – Олег с невольной брезгливостью посмотрел на густо заросший затылок Борисюка и, сделав над собой некоторое усилие, вновь сменил тон, одновременно наливая воду в стакан из стоявшего на его столе для таких вот случаев графина.

– Ну-ну… Выпейте водички и успокойтесь, а потом последовательно изложите – кто, что и за какую сумму…

Сотруднику «Гаргантюа» понадобилось не менее пяти минут, чтобы справиться с собой и поднять, наконец, на Левина преисполненный отчаяния взгляд:

– Что теперь со мной будет? Этот тип клялся, что никаких следов, что это шутка друзей, обыкновенное снотворное. Господи, теперь меня точно уволят! А у меня…

– Это и было снотворное, правда, не совсем обыкновенное, – вздохнул Олег Борисович. – Итак…

Из дальнейших показаний Борисюка нарисовалась следующая, не столь уж редкая по нашим временам картина.

За день до рокового визита Стулова в любимый ресторан к официанту обратился незнакомый господин весьма респектабельного вида: лет, вероятно, «за тридцать», может, чуть больше, одетый очень дорого… Внешность – обычная, никаких особых примет. Волосы «среднерусского окраса», светло-голубые глаза…

Мужчина представился близким другом Ильи Рудольфовича. «Надо же, сколько неведомых „друзей“ вдруг развелось у Стулова!» – подумал, усмехнувшись про себя, Левин. Объяснил, что они с товарищами решили Илью Рудольфовича разыграть и для этого понадобилась помощь Борисюка. Всего-то ничего – подлить в бокал вина, когда Стулов придет в «Гаргантюа» в следующий раз, несколько капель снотворного…

– Сколько вам заплатили за этот «розыгрыш»? – прервал официанта на этом месте Левин. Тот в очередной раз всхлипнул и отвел глаза.

– Триста…

– Триста – чего?

– Долларов…

– Триста долларов за невинный розыгрыш?! И вы якобы поверили?

На глаза Борисюка вновь навернулись слезы.

– Поймите, господин Левин, я… Мне срочно потребовались очень дорогие лекарства, чтобы не лишиться работы… У меня семья, ее кормить надо – детей двое, мама, отец – все на мне…

Выяснилось, что за месяц до описываемых событий Борисюк, почувствовав себя плохо, обратился к врачу. Спустя пару недель его направили сначала к пульмонологу, затем – и вовсе в тубдиспансер: у официанта обнаружилась какая-то легочная инфекция, пока что для окружающих опасности он не представлял, но… При его работе это был конец всему! Дорогое немецкое лекарство, как раз и стоившее триста долларов, было единственным шансом задавить болезнь в самом зачатке, причем в самые сжатые сроки.

…Спустя еще десять минут Олег Левин выключил запись и пододвинул Борисюку протокол для подписи.

– На каждой странице, пожалуйста: «С моих слов записано верно», дату и роспись, – мрачно буркнул он. – Разумеется, вначале прочтите.

– Что теперь со мной будет? – пролепетал официант, с мольбой глядя на следователя, который в этот момент подписывал ему пропуск.

«Интересно, – подумал Левин, – сколько раз в наших стенах хотя бы в течение года звучит этот вопрос?.. Хотя задавать его себе всем им следовало бы куда раньше, до, а не после…»

– Что с вами будет – решать не мне, а скорее всего суду. Молите Бога, чтоб вы явились туда в качестве свидетеля. До свидания.

Дождавшись, когда горестно ссутулившийся Борисюк шаркающей походкой покинет его кабинет, Левин и сам направился в сторону кабинета своего шефа.

– Ну что?.. – Александр Борисович с интересом посмотрел на Олега.

– Выше ожиданий, – коротко сообщил Левин. – Можно писать постановление об изменении меры пресечения Стулову на подписку о невыезде. Борисюк сознался, что добавил ему в вино какую-то дрянь за предложенные неизвестным господином триста баксов, вот…

Он положил на стол Турецкому кассету и протокол.

– Очень хорошо… Бери машину и поезжай в медсанчасть. Я только что говорил с доктором, Стулов более-менее оклемался – крепкий мужик!

– Что и говорить, – слегка улыбнулся Левин. – И мужик крепкий, и подставили его не слабо. Разрешите идти?

– Разрешаю… Вернешься обратно – зайдешь.

Дождавшись, когда его помощник отправится выполнять полученное им задание, Александр Борисович внимательно просмотрел протокол, решив, что запись прослушает попозже, и, немного подумав, позвонил Славе Грязнову.