Читать книгу "Электропрохладительный кислотный тест - Том Вулф"

У-у-у-у-уууууууу - Совершенно Голая ведет себя все более странно: дрожа, кутается в черное одеяло, потом его отбрасывает, в подскакивающей призрачной дымке подскакивает в безумных вибрациях маленький багровый нимб над ее головой - наконец они въезжают в Хьюстон и направляются к дому Ларри Макмёртри. Они тормозят у дома Макмёртри в пригороде, дверь дома открывается и выходит Макмёртри, худощавый, немного бледный, с виду добродушный и застенчивый, семенит на улицу вместе со своим маленьким сынишкой, Кэссади открывает дверь автобуса, чтобы все могли выйти, и вдруг Совершенно Голая испускает пронзительный крик: "Фрэнки! Фрэнки! Фрэнки! Фрэнки!" - это имя ее собственного сынишки, отнятого после развода... она сбрасывает одеяло, выпрыгивает из автобуса, несется по пригороду Хьюстона, штат Техас, совершенно голая, подбегает к малышу Макмёртри, хватает его на руки и прижимает к своей тощей груди, обливаясь слезами и крича: "Фрэнки! ох, Фрэнки! мой маленький Фрэнки! ox! ox! ox!" - а Макмёртри понятия не имеет, что же ему ради всего святого делать. Для пробы он касается рукой ее совершенно голого плеча и говорит;

"Мэм! Мэм! Минутку, мэм!" - а в это время вываливающиеся из автобуса Проказники... замирают. Автобус стоит. Ни грохота, ни безумных подпрыгиваний и вибраций, ни безумных лучей автомобильных фар, ни пленок, ни микрофонов. И только Совершенно Голая, с чужим малышом на руках, подпрыгивает и дрожит мелкой дрожью.

И там, среди мирных хьюстонских вязов на Куинбироуд, до всех вдруг дошло, что эта женщина - хоть кто-нибудь из нас ее знает? - закончила свой полет. Она уплыла по течению. Она совершенно лишилась рассудка и превратилась в буйно помешанную.

VII. НЕСАНКЦИОНИРОВАННАЯ КИСЛОТА

Совершенно Голая, Совершенно Голая; тишина. И все-таки... То, что этот и еще парочка срывов в ходе эксперимента Проказников имеют какое-то отношение все к тому же бестолковому бабуину - Наркотику, - пока еще в голову Проказникам не приходило. С у м а с ш е с т в и е не могло быть абсолютным. Все они добровольно пустились в наркотический полет, приведя свое сознание в такое состояние, которое по общепринятым меркам считается "ненормальным". Этот полет, как и все их поведение, представлял собой рискованное безоглядное погружение в неведомое, и предполагалось лишь то, что все таящееся до поры внутри человека будет постепенно выходить наружу и развиваться - в лучшую сторону или в худшую. Совершенно Голая свою вещь сделала. Она унеслась в пустоту, вскоре ее подхватили копы, потом за ней закрылись двери психиатрического отделения окружной больницы, и дело с концом - ведь Проказники были уже далеко.

Полет начался как мощный прорыв из лесной цитадели Ла-Хонды в глубь ничего не подозревающей Америки. И, во всяком случае для Сэнди. лучшими мгновениями путешествия были те. когда Проказники оказывались среди жителей страны, таращивших глаза и мучительно пытавшихся собраться с духом и отреагировать надлежащим образом - ради всего святого, скажите, чем з а н я т ы эти недоумки. Однако происходило и нечто прямо противоположное. На длинных участках американской скоростной автострады, в перерывах между представлениями, автобус напоминал скороварку, плавильный тигель, напоминал одну из тех камер, в которых первые ученые-атомщики сжимали тяжелую воду, все ближе и ближе подводили друг к другу молекулы, пока сами атомы не взрывались. В автобусе многократно усиливался любой незначительный каприз, любое соперничество, любая горечь - все на свете. Все чувства выражались совершенно открыто, это уж точно.

Джейн Бёртон, уже получившая прозвище Вечно Голодная, и Сэнди Пешеход - использовали любую возможность, чтобы пойти, как, например, в Хьюстоне, и плотно поесть. Плотно на самом высоком уровне, Тонто. Они попросту шли в добропорядочный американский ресторанчик с большой зеркальной витриной, с банальной маленькой пластмассовой ветряной мельницей в витрине - в качестве рекламы пива "Хайнекен", с афишами "Дайнерс-клуба" и "Американ экспресс" на большой двери из зеркального стекла. Они входили и заказывали сытный бифштекс, сытный жареный картофель, нежный вареный горошек, морковь и первоклассный соус. Джейн, совершенно опустошенная от недосыпания и голодная как волк - вечно голодная, - постоянно слегка раздраженная, никак не могла взять в толк, какого черта они торчат у южных границ Соединенных Штатов, когда Нью-Йорк находится совсем в другой стороне. Сэнди был охвачен подсознательным желанием выйти из автобуса и вместе с тем остаться в а в т о б у с е - на э т о м уровне, - и ни один из них понятия не имел, чего добивается Кизи... вечно этот Кизи...

И еще жара. Из Хьюстона они направились на восток через Глубинный Юг, а в июле Глубинный Юг представлял собой... сплошную лаву. Воздух, врывавшийся в открытые окна автобуса, был горячим и плотным, как невидимый дым, а когда они останавливались, он просто струился над ними настоящей лавой. Отдых в Хьюстоне принес мало хорошего, потому что от жары все начиналось сызнова, никто не спал, и похоже было, что сквозь лаву можно прорваться только с помощью винта, травы и кислоты.

В Нью-Орлеане они вздохнули с облегчением, выйдя из автобуса и прогулявшись по французскому кварталу, а потом вдоль причалов - в своих рубахах в краснобелую полоску и светящихся масках, прикалывая по дороге народ. А в районе пристани появились копы, что еще больше их развеселило, потому что встречи с копами представлялись им теперь сущими пустяками. Городские копы преуспели в демонстрации своего Полицейского Фильма не больше провинциальных. Зануда, словно выпускник университета, произнес перед ними прочувствованную речь, Кизи поговорил с ними задушевно и просто, а Хейджен снял это все на пленку, точно некий безрассудно смелый трюк в "синема-веритэ", и копы бросились улепетывать в своих новеньких фордовских патрульных машинах с вращающимися мигалками. Сайонара - все вы.

Они просто прогуливались по Нью-Орлеану в своих полосатых рубахах и шортах, и все они видели, как вышагивает на своих длинных, мускулистых, как у футболиста, ногах Кизи - точно город принадлежит ему, точно всем им принадлежит этот город, и все приободрились. Потом они направляются в сторону северной окраины Нью-Орлеана к озеру Понтчартрейн. Все приняли кислоту, правда, небольшую дозу, около 75 микрограммов,- все радостно возбуждены, все тащатся под кислотой, и вдобавок ревут на полной громкости рок-нролльные пластинки: "Марта и Ванделлас", Шёрли Эллис и прочие старые вещицы. Озеро Понтчартрейн похоже на громадный, красивый и просторный простор! парк на воде. Они загоняют автобус на стоянку, а крутом чудесные деревья, да еще это чудесное безбрежное озеро, и они надевают купальные костюмы. Уокер, обладающий чертовски мощным телосложением, надевает красно-желто-черные плавки, Кизи, обладающий чертовски мощным телосложением, надевает бело-голубые плавки, Чума, обладающий чертовски мощным телосложением, разве что он похудощавее, надевает оранжевые плавки, а синева воды, и выгоревшая зелень травы и листьев, и - легкий ветерок? все это плывет перед их налитыми кислотой глазами, как расплавленная почтовая открытка, - в воду! Единственное, чего они не знают, что пляж этот закрытый, только для негров. Чернокожие сидят себе на скамейках, сидят и разглядывают этих полоумных белых, выходящих из нелепого автобуса и направляющихся к запретной для белых нью-орлеанской воде - на тридцатой параллели на Глубинном Юге. Чума на этот раз и впрямь очумел, он весь горит от жары, градусов сто по Фаренгейту, и поэтому ныряет и заплывает очень далеко, и весьма скоро замечает, что его окружили темно-оранжевые люди негры, - они барахтаются вокруг, и взгляды их ничего хорошего не сулят. У одного золотой передний зуб с вырезанной в нем звездочкой, то есть в глубине золота видна покрытая эмалью звезда, и золото это начинает вспыхивать на солнце - ч и - и - и - и - и к - к - к - в такт его сердцебиению, которое с каждой минутой учащается - треклятые золотые вспышки, да еще белая звезда постоянно стоит в глазах, а Золотой Зуб говорит: