Читать книгу "Артузов - Теодор Гладков"

Именно Савинков стал вдохновителем и организатором убийства в Петербурге 15 июля 1904 года реакционного министра внутренних дел В. К. Плеве (исполнитель Егор Сазонов приговорен к вечной каторге, в ноябре 1910 года покончил жизнь самоубийством) и в Москве 4 февраля 1905 года московского генерал–губернатора великого князя Сергея Александровича (исполнитель Иван Каляев казнен в Шлис–сельбургской крепости 10 мая 1905 года).

Весной 1906 года Савинков приехал в Севастополь с группой боевиков для организации убийства командующего Черноморским флотом вице–адмирала Г. П. Чухнина, приговоренного ЦК партии эсеров к смерти за подавление Севастопольского восстания под руководством лейтенанта П. П. Шмидта{13}.

14 мая участник заговора матрос Иван Фролов на выходе из собора после богослужения метнул бомбу в коменданта Севастопольской крепости генерал–лейтенанта Неплюева. Генерал остался жив, а сам покушавшийся и еще шесть человек из толпы убиты, около сорока – ранены.

Почти все участники заговора, в том числе Савинков, были арестованы. Однако вскоре Савинков из камеры смертников с помощью служившего в карауле Севастопольской военной тюрьмы вольноопределяющегося 51–го Митавского полка Василия Сулятицкого бежал. Той же ночью отставной лейтенант флота Борис Никитенко принял его на борт крохотного мотобота и переправил в Румынию.

Впоследствии оба спасителя Савинкова были казнены.

Страшным моральным ударом по Савинкову, положившим конец карьере боевика, стало разоблачение его многолетнего друга, видного руководителя Боевой организации Евно Азефа как давнего провокатора охранки.

Савинков официально был женат дважды. Его первой женой стала Вера Глебовна – дочь знаменитого писателя Глеба Успенского, которого современники заслуженно называли совестью русской литературы. От этого брака у него был сын Виктор. От второго – тоже сын, Лев. Ближайшим сподвижником Савинкова, «оруженосцем» был младший брат Виктор, казачий есаул. К слову, мать Савинкова была родной сестрой художника–передвижника Николая Ярошенко, автора знаменитой картины «Всюду жизнь» (Третьяковская галерея).

В мировую войну Савинков добровольцем вступил во французскую армию (тогда он жил в эмиграции во Франции). В Россию вернулся, как многие политэмигранты, после свержения самодержавия. Временное правительство назначило его комиссаром при Ставке главковерха. Тогда и завязались его близкие отношения (и это несмотря на репутацию едва не состоявшегося цареубийцы!) с влиятельными генералами Лавром Корниловым и Михаилом Алексеевым. Венцом карьеры для Савинкова при Временном правительстве стала должность управляющего военным министерством.

После Октября Савинков принимал активное участие в создании Добровольческой армии, а в феврале—марте 1918 года нелегально создал в Москве Союз защиты родины и свободы (сокращенно – СЗРС). Штаб СЗРС находился в квартире сотрудника Савинкова Александра Аркадьевича Дикгофа–Деренталя, в Гагаринском переулке, 23. Когда–то Деренталь был горячим поклонником печально знаменитого попа Георгия Гапона, а после разоблачения последнего как агента охранки стал одним из его убийц. Жена Деренталя Любовь Ефимовна, в прошлом шансонеточная танцовщица, в эмиграции стала любовницей Савинкова, а фактически – гражданской женой при живом, тут же присутствовавшем муже.

Именно СЗРС организовал кровавый контрреволюционный мятеж в Ярославле и Рыбинске. Савинков был в числе главных организаторов набегов на советские западные при

граничные территории банд Сергея Павловского, Станислава Булак–Балаховича и других атаманов, а ранее, в советско–польскую войну, вместе с поляками предпринял поход на Мозырь.

Как уже было сказано ранее, Савинков обладал не только организаторскими способностями в области конспирации и террора, но и литературными. В определенных кругах пользовались успехом написанные им под псевдонимом В[адим] Ропшин книги «Воспоминания террориста», «То, чего не было», «Конь бледный», «Конь вороной».

Савинков был не только опытнейшим конспиратором – у него имелись связи на Западе и в политических кругах, и в финансовых, в его распоряжении находились несколько сильных, не знающих пощады оголтелых банд и наверняка затаившиеся сторонники на территории России, Белоруссии, Украины. Так что контрразведчикам было над чем задуматься. Началась тщательная, пока еще никак не оформившаяся в виде конкретного плана разработка операции по обезвреживанию опасного врага.

Известно было: Савинков, которого природа наделила к тому же неистощимой энергией и неудержимой тягой к авантюрам (по меткому выражению наркома Анатолия Васильевича Луначарского, хорошо его знавшего, – «артиста авантюры»), не брезговал ничем, что могло бы нанести вред советской власти. Контрразведчики знали, к примеру, что Савинков лично и не раз участвовал в рейдах озверелых белогвардейских банд по советским приграничным районам. За ними тянулся кровавый след убийств, насилий, ограблений. Кроме того, Савинков, опираясь на свою достаточно широкую агентурную сеть, собирает важную информацию, снабжает ею польскую, французскую, английскую разведки и получает за это немалые деньги. Окопавшись в Варшаве, Савинков вовлекает в орбиту своей деятельности самых лютых врагов советской власти из всех кругов белой эмиграции, восстанавливает подпольные группы из офицеров и былых эсеровских боевиков на советской территории.

В состав руководства НСЗРС, кроме Савинкова и его брата Виктора, вошли А. Дикгоф–Деренталь, литератор, профессор Д. Философов, бывший штабс–ротмистр лейб–гвардии кирасирского полка Г. Эльвенгрен, казачий полковник М. Гнилорыбов, полковник С. Павловский и некоторые другие, достаточно колоритные личности. Под «внепартийные» знамена Савинкова стекались монархисты и либералы, черносотенцы и социалисты. Савинков стал засылать своих эмиссаров (они же – резиденты его разведки) в губернские, городские, уездные и даже волостные комитеты образованного им союза в западных областях России и Белоруссии. «Идеологическую работу» они подкрепляли бандитскими нападениями на советские учреждения, ограблениями банков и сберкасс, злодейскими убийствами партийных и советских работников, активистов, просто «сочувствующих» Советам рабочих и крестьян.

В мае 1921 года чекисты вышли на след савинковской организации, правда, еще не оформленной как НСЗРС в этих районах – она получила название Западного областного комитета (ЗОК) – и нанесли по ней сокрушительный удар. Были обезврежены многие десятки заговорщиков, бандитов и шпионов, разгромлены несколько отрядов, прорывавшихся из–за кордона.

Захваченные документы вкупе с иными доказательствами преступной деятельности савинковцев позволили советскому правительству потребовать от польского правительства изгнания руководителей НСЗРС из Варшавы. В конце года Савинков вынужден был перебраться в Париж. Правда, с помощью польских спецслужб ему удалось сохранить в Варшаве свою базу, но теперь она вынуждена была действовать негласно, что ограничивало, естественно, размах ее подрывной деятельности.

В ходе операции ВЧК против савинковцев в Западном крае был арестован некий Фриц Эдуард Опперпут (настоящая фамилия Александр Упенинс или Упениньш). Выходец из латышской деревни, он окончил, по его словам, с золотой медалью Туккумское коммерческое училище и начал учиться в Рижском политехникуме, который, однако, бросил и поступил в Москве в Алексеевское военное училище. Затем прошел быстротечное обучение на курсах пулеметчиков. В начале 1916 года в чине подпоручика отбыл в действующую армию. Воевал на Западном и Кавказском фронтах, по его словам, дослужился до чина штабс–капитана. По неустановленной причине он поменял фамилию, превратился в Опперпута и после Октября вступил в Красную армию. Сослуживец, некто Гельнер, завербовал его в НСЗРС. Позднее, в своих воспоминаниях, изданных в Берлине под фамилией А. Селянинов–Опперпут (о том, как и почему такое издание стало возможным – позднее), он описал эту вербовку: «К началу октября 1920 г. я занимал в Смоленске должность помощника начштаба комвойсками внутренней службы Западного фронта. Раз на выходе после вечерних занятий из помещения штаба ко мне подошел молодой человек лет 27—30. Манеры и обращение выдавали бывшего офицера. Видно было, что он поджидал меня у выхода, не желая по какой–то причине заходить в штаб. Он отрекомендовался Заржев–ским и подал мне записку от моего старого близкого знакомого по службе в Гомеле Гельнера, в которой тот просил удовлетворить просьбу подателя».