Читать книгу "Она так долго снилась мне... - Тьерри Коэн"

Он возбужденно прошелся взад-вперед и вновь подошел ко мне. Лицо его стало вдруг суровым и решительным.

— Вы должны начать писать, молодой человек, — бросил он мне с упреком в голосе, внезапно перейдя на величественное «вы». — Вы не вправе закапывать в землю свой талант!

ЛИОР

Через две недели после знакомства с Лучиани я уже входила в их дом с намерением приступить к работе.

Клод, ожидавший меня у двери, приветливо улыбнулся.

— Очень рад вас видеть! — воскликнул он.

Затем он наклонился к моему уху и доверительно прошептал:

— Мсье Лучиани тоже очень рад.

— Спасибо.

— Вы пришли чуть раньше, — заметил он, взглянув на стенные часы возле входной двери.

— Я часто прихожу пораньше.

— Тем лучше, — с воодушевлением откликнулся он. — У нас будет возможность немного поболтать. Серена сейчас с отцом. Мне рекомендовано проводить вас к ней ровно в девять. Не желаете выпить чего-нибудь горячего? И у меня есть замечательные свежие булочки.

Я уже позавтракала дома, но не хотела обижать его отказом.

Кухня была как в лучшем ресторане. Просторная, оборудованная по последнему слову техники, сияющая чистотой, она казалась совершенно новой, будто ее никогда не использовали.

— Когда-то у мсье Лучиани постоянно бывали гости, — со вздохом поведал мне Клод. — А сейчас мы используем только малую часть помещения.

Он предложил мне сесть за стол.

— Чай? Кофе? Горячий шоколад?

— Чай, пожалуйста, — ответила я.

— С мятой? — спросил он, явно надеясь, что я не откажусь.

— Да, прекрасно, благодарю.

— Это мой любимый чай. Я прожил несколько лет в Марокко и научился искусству заваривать чай с мятой.

Он сорвал несколько веточек с кустика мяты в горшке на окне, промыл их, снял с полки изящный серебряный чайник в восточном стиле.

— Вы давно работаете на мсье Лучиани?

— Пришел за год до того, как родилась Серена.

— Вы оставались верны ему столько лет? — удивилась я.

— Мсье Лучиани хороший человек. И дом мне нравится.

— Вы здесь живете?

— Да, у меня неплохая квартирка в правом крыле дома.

— Вы женаты?

— Да. Но у меня нет детей. Мы с женой слишком долго выжидали, и, когда наконец решились, было уже поздно.

— А кто здесь еще живет?

— Джеральдина, кухарка. Я вас познакомлю.

Он бросил горсть чая в чайник, положил туда же листики мяты, две столовые ложки сахарной пудры и залил кипятком.

— Одно время нас много работало на мсье Лучиани, — продолжил он. — Где-то человек пятнадцать.

— А что, действительно нужно столько народу, чтобы следить за домом?

— Нет. Вполне достаточно пяти человек. Кухарка, экономка, горничная, сторож и я. Но у мсье Лучиани доброе сердце, и он нанимал кузенов, дядюшек и племянников тех людей, которые у него работали. Надо сказать, в доме вечно было полно гостей. Родственники, друзья, клиенты, деловые партнеры, которые, приезжая в Париж, останавливались у мсье Лучиани. А бывали очень и очень шикарные гости! Если я вам перечислю всех звезд, которые здесь появлялись…

— Все это было до ухода его жены?

— Да. Когда она бросила его, он перестал устраивать приемы. Его мужское самолюбие (он ведь к тому же итальянец!) было глубоко уязвлено. Потом, когда Серена заболела, дом стал совсем безжизненным. Слуги один за другим уходили. Остались только Джеральдина, помощница мсье Лучиани Анжела и я. Потом Анжела умерла, рак. Я знаю, что вы были с ней знакомы. Удивительная женщина, какое величие души!

Мы замолчали, в тишине ощутив незримое присутствие мадам Дютур.

Клод поставил два стакана на стол. Наполнил один кипятком и вылил в чайник.

— А Серена, получается, росла на ваших глазах.

Он опять на мгновение замолк, словно перебирая в памяти светлые образы прошлого, и горестно вздохнул.

— Ох, какая же это была чудная девочка! Надо было видеть, как смотрел на нее отец, когда она влетала к нему в кабинет во время каких-нибудь важных переговоров, ускользнув из-под надзора гувернантки. Он расцветал улыбкой. Забывал про протокол, про напускную важность и профессиональные обязанности. Вмиг превращался в бедного итальянского иммигранта, склонялся над девочкой, целовал, шептал ей ласковые слова на родном языке. Малышка любила всех нас, всех, кто работал в доме у ее отца. Мы были ее дядюшками и тетушками и одновременно товарищами ее детских игр. Поскольку она росла в закрытом пространстве, в тепличной атмосфере, созданной отцом, она стала скромной, мечтательной и достаточно замкнутой.

Он поднял чайник и неторопливыми уверенными движениями начал наливать заварку в стакан.

Он еще помолчал, глядя на меня, и добавил:

— А вы с ней похожи.

Я молча пила чай, а Клод рассказывал мне о доме. Но я слушала вполуха, думая о семье Лучиани и всех домочадцах, о странных событиях, которые мне поведали, и о своей роли во всей этой истории. Я явилась сюда не для того, чтобы спасти Серену, это не удалось бы никому из людей, но моей задачей было принести в ее жизнь немного радости и нежности. Я одновременно и гордилась такой миссией, и смущалась — эти люди проявляли ко мне такое необычное уважение, возлагали на меня такие надежды…

В назначенный час Клод проводил меня до дверей Серены.

— Здравствуй, Серена, это Лиор, — сказала я с порога.

На мгновение ее бледное лицо озарилось радостью.

Она и правда была на меня похожа.

Глава 6

Любовь — это тайна

ИОНА

Меня постепенно засасывало в воронку финансового краха, но тут стало происходить нечто странное.

В тот день я встал, проглотил чашечку кофе и растянулся на диване, чтобы в очередной раз обдумать теорию мсье Гилеля о сватовстве людей и книг. Действительно ли каждому из нас предназначена некая книга? Роман, который способен примирить нас с жизнью, но при этом придать ей смысл, приоткрыть истину о предназначении человека?

Если это так, то, соответственно определению мудрого книготорговца, я еще не нашел ее. Эта мысль одновременно и пугала меня, и пьянила. С самого детства книги меня зачаровывали, опутывали волшебными сетями и уносили в параллельные миры, где я мог жить легко и бездумно, не тяготясь гнетом праздности и безделья. Многие повлияли на меня, многие порадовали и увлекли. Иногда персонажи книг жили в моей душе еще долгие дни и недели после того, как я закрывал последнюю страницу. Многие оставляли в ней след своей красоты и силы. Но ни одна книга не была для меня тем откровением, о котором говорил мсье Гилель. Ни одна не была адресована непосредственно моей душе, ни одна не прояснила мне смысл моей жизни.