Читать книгу "После измены - Мария Метлицкая"

Он переживал и сокрушался, что я так хлопочу, и убеждал меня, что может остаться в этом борделе.

– Ну, я пошла. – Я встала со стула. – Завтра тяжелый день.

Он поймал мою руку и несильно сжал.

– Не надо, – попыталась я вырваться. – Вот этого точно – не надо. Так же, как и благодарностей. Я выполняю свой человеческий долг.

Он молча меня отпустил.

Я быстро вышла из палаты, а на улице разревелась. Нервы ни к черту! И всех жалко – и его, и себя. Что мы сделали со своей жизнью?

Вернее – что он сделал!

Набрала Анютин номер, сказала, что все под контролем. Завтра переводим в Боткинскую. Неплохо, если бы любезный зять принял в этом участие. Анюта растерялась:

– Он же работает…

Понятно. Обойдемся. Найдем кого-нибудь из добрых людей. Хотя, конечно, попеняла: мужа надо воспитывать. В смысле – объяснить ему, что есть в жизни главное, а именно, семья.

– Ну да, мам! – откликнулась Анюта. – Ты у нас воспитатель знатный. Со стажем, так сказать!

Не дает своего дурня в обиду! И правильно – я тоже никогда не давала. Или – неправильно?

Назавтра все закрутилось и понеслось. Переехали в Боткинскую, устроили в отдельную палату, по новой сделали все анализы и снимки. Борис сказал, что надо оперировать, это правда. Операция не то чтобы сложная… Но операция есть операция. И наркоз есть наркоз.

Леонид заметно нервничал. «Какие же мужики трусы по большому счету, – подумала я. – Вас бы, родимых, на роды. Хотя бы одного. И чтобы потом рассказал остальным в подробностях. И еще – каждый месяц наши бабьи неприятности. И еще климакс со всеми его прелестями – отливами и приливами, депрессиями и сменой настроения».

Приезжала я в больницу ежедневно. Успокаивала болезного, привозила еду. Убеждала, что нервничать не стоит: Борис – отменный специалист, значит, он в надежных руках. Операцию назначили через три дня.

Кормила его, брила безопасной бритвой, подстригла ногти и волосы. Разговаривали мы только по делу. Выполнив все процедуры, я уезжала, он ни разу не просил задержаться, только благодарил – за все.

Накануне его операции Анюта попала в больницу на сохранение. Короче говоря, беда не приходит одна, и распахивай пошире ворота – как обычно и бывает. Больница, в которой лежала Анюта, находилась на другом конце Москвы. Практически на другом континенте – при наших расстояниях и пробках. Утром к дочке, с обеда к мужу. К мужу! Ох! А как еще? Пока еще – к мужу, да.

У Анечки, слава богу, ничего страшного не подтвердилось – никакого криминала, но угроза выкидыша поставлена.

Не девочка, а трепетная лань! Это она так за папулю распереживалась! И как такая ромашка нежная получилась! И в кого такая уродилась? Непонятно. Зятек любимый приезжал только по выходным. Пробки! «Такая тяжелая дорога, Ирина Петровна! Вы что, не понимаете?»

Понимаю. Конечно, понимаю. И пробки, и дорога тяжелая. Ему! А мне – нет. Я же на общественном транспорте! Мне ли его не понять и не пожалеть! Позвонила его маман, которая – сватья. Сказала, что мучается давлением, приехать к невестке не может. Да и странно как-то: молодая женщина, здоровая вроде. А такие проблемы…

– Спасибо за поддержку! – Я в ярости бросила трубку.

Родственнички! На кого можно рассчитывать в этой жизни? Правильно – на себя. Вопрос закрыт. Ведь если его закроешь – не будет ни обид, ни разочарований.

У всех своя жизнь. Анюта капризничала и требовала то домашних пельменей, то пирожков с капустой. Наверно, беременность так действует. Эгоисткой она никогда не была вроде.

Пирожки были куплены в отменной кулинарии, пельмени – в дорогом супермаркете. Сойдет! Если я еще и пельмени встану лепить, завтра точно не доползу ни до муженька, ни до дочурки!

В день операции я приехала с раннего утра. Муж лежал, вытянувшись, как стрела, и смотрел в потолок. Увидев меня, кивнул, скорбно дрогнули губы и подбородок.

Я попыталась его ободрить:

– Ну что ты, право слово! Надо держаться, деваться-то некуда!

Он поморщился. Ладно, проехали. Я, как всегда, черствая и бессердечная. Сейчас главное – операция. А все эмоции – убираем. Нам они ни к чему. Его переложили на каталку.

– Дождешься? – спросил он.

Я кивнула. В горле застрял комок. Я сжала его руку:

– Прорвемся, слышишь!

Он отвел полные слез глаза.

Я села на стул и сложила руки на коленях. Зашла медсестра и предложила мне сходить в кафе напротив больницы.

– Убить время, – улыбнулась она.

Я вышла из корпуса и медленно побрела по парку. Пахло свежим, только что распустившимся кленовым листом. Дворник подметал и без того чистую аллею. Я села на лавочку и подставила лицо солнцу. «Как жалко, что я не знаю ни одной молитвы», – вдруг пришло в голову. Ладно, своими словами, как получится.

– Господи, помоги! – шептала я. – Помоги ему. Пожалуйста! Помоги моей девочке. Помоги мне, Господи! Я ведь совсем не понимаю, как мне жить дальше! Я выполню все свои обязательства. Я помогу ему, всем, чем смогу, и сделаю все, что в моих силах. Я не прошу у тебя сил. Я справлюсь. Помоги мне разобраться, пожалуйста! Помоги мне разобраться в себе самой! Помоги понять, как мне жить дальше! Я на распутье! Я не знаю, как мне жить. И я не понимаю, ничего не понимаю. Мне кажется, что я его все еще люблю. И еще – может быть, я прошу очень много, но… Помоги мне простить его. Отпусти мою обиду и мою боль. Пожалуйста… Если тебе не трудно!

Так. Ситуация изменилась в корне, надо сказать. Я уже хочу его простить. Очень хочу, чтобы обида покинула меня. Что это? Прогресс или регресс? Я поумнела на глазах или я – полная и беспринципная идиотка?

Не знаю. Я просто очень устала. Очень. И хочу, чтобы мне стало легче. Вот так. Я думаю о себе. Ведь я же такая эгоистка, по общему мнению родных и близких!

Его привезли через три часа в реанимацию, и я увидела его мельком, спящего и измученного. Борис сказал, что было хуже, чем он ожидал, но, все, по счастью, прошло удачно. Теперь – уход и уход. Завтра его переведут к вечеру в палату. Ну, не будем загадывать!

Он пригласил меня в кабинет выпить кофе. Сказал, чтобы я ехала домой и отсыпалась. Завтра у меня выходной, нужно восстанавливаться! Все самое сложное еще впереди! Да, конечно, мы созвонимся, но приехать имеет смысл только в тот день, когда его переведут в палату. Я поблагодарила Бориса и вышла из кабинета. Доехала до дому и рухнула в кровать. Проснулась только через двенадцать часов. Ничего себе – восстановилась!

* * *

Я набрала номер Бориса и поставила на огонь турку с кофе. Борис трубку не брал. «Наверное, на операции», – успокаивала я себя. Позвонила в справочную. Мне ответили, что состояние тяжелое и о переводе в отделение пока ничего не известно.