Читать книгу "Самая страшная книга 2025 - Юлия Саймоназари"

дастся, то так или с гондоном.

– Ишак!

– Ишака твоя мама рожала, балдежно вышло!

Я думал о сказанном – целыми днями. Мерил модный костюм из вареной джинсы, раздобытый отцом через какие-то связи, прикрывал глаза очками-«лисичками», которые носят истинные брейкеры. Очки мне подарил Марик, а без банданы я решил обойтись. Не в шмотках дело, техника важна! Меньше надо валяться и не терять форму, иначе даже с «верхним» брейком возникнут проблемы, не говоря уж о всяких там «свайпах» и «бэкспинах». Блеснуть мне хотелось от души – выйти на круг под ритмы «Rockit», как взрослые парни из фильма «Курьер», удивить всех и каждого. Или – каждую. Мечты накатывали потоком и уносили, демонстрации в телевизоре сменялись фильмами про революцию и Гражданскую войну. Смотреть было интересно – но не настолько, чтобы совсем ничего вокруг не замечать.

Перемен, случившихся с Викой, например. Наша семейная «анфан террибль» в эти каникулы будто сбросила шкуру – или выползла из кокона взрослой бабочкой. «Взрывная» прическа сменилась аккуратной стрижкой, вурдалачий макияж исчез совсем, даже помады на губах теперь практически не было. Зато добавились мечтательная улыбка и чуть рассеянный взгляд.

– Ты это… втюрилась что ли? – спросил я в один из вечеров, когда обновленная Ежевика собралась уходить. Родители ее, по старой памяти, контролировать не пытались – или просто боялись спугнуть проявившуюся вдруг разумность. – Была нормальная ведьма, а сейчас скучный ангел!

– Дурачок ты, малыш. Да и я раньше дура была. Для каждого в этой жизни есть свой человек, но не каждому повезет его встретить. Я такая счастливая!

Она хихикнула совсем по-детски, вышла, оставив запах маминых духов, но уже без курева и алкоголя.

– Рома-антика!.. – проворчал я ей вслед стариковским тоном, погромче. – Надеюсь, хоть этот чувак получше Коляна?!

От самого Медяка перемен ожидать не приходилось, определенно. В один из дней отец показал мне газету – последнюю полосу, где традиционно печатали кроссворды и милицейскую информацию. С одной из фотографий глядел на мир скуластый, угрюмый, абсолютно бандитского вида Коля. «За совершение преступления, предусмотренного статьей 112 УК РСФСР, разыскивается…» Дальше были фамилия Медяка, ни о чем мне не говорящая, и дата рождения – восемнадцать ему исполнилось совсем недавно. Мог бы уйти сейчас в армию, но вместо этого рискует укатить «на зону». Благодаря мне. Пару секунд даже совесть мучала, пока не увидел на той же странице уже знакомую девочку из милицейского планшета. Глазастую, испуганно-серьезную. Тоже с фамилией и датой – даже двенадцати нет еще. Куда и зачем она ушла из дома 28 октября? Где именно встретила монстра, успела ли крикнуть о помощи, когда черви заполнили рот и начали выедать глаза? Звала ли маму или просто мычала в последнем животном ужасе, когда ее утаскивали прочь от света фонарей?

Меня затошнило, дефицитная халва показалась вдруг горькой, еле успел добежать к унитазу, чтобы выпростать из желудка праздничный ужин. Умылся, делая воду все горячее, – меня колотило противной мелкой дрожью. Мама заставила измерить температуру, покачала головой, принесла чаю с медом и какие-то таблетки. Глотать это все не хотелось, но пришлось. Забился под одеяло, там было хорошо. Уютно. С трудом долетали обрывки кухонного спора: папа что-то бубнил про реальность и взрослую жизнь, мама в ответ говорила, что время для этой жизни у каждого свое. Про последствия драки. Про впечатлительность, развитое воображение, необходимость смотреть хорошие, добрые мультики вместо жутких фотографий. Отзывалась, будто о малыше, но стыда почему-то не было. Так и заснул под обрывки родительских голосов – чтобы сразу увидеть Его.

Никакой равнины в этот раз, просто город. Мой собственный, погруженный в ночь: кривые зубы многоэтажек, бельма фонарей, безлюдье и тишина. Изломанный силуэт упал откуда-то сверху, схватил меня, вместо рук – узловатые птичьи лапы с когтями. Я проснулся весь мокрый, но это был, к счастью, пот, не моча. Океаны пота, пропитавшие простыню. Выглянул в комнатный полумрак, послушал все тот же уютный бубнеж родительских голосов: сейчас они говорили о политике и об экономике. О волнениях в Закавказье, о проблемах с сахаром, о внедрении на папином предприятии загадочного «хозрасчета». Послушал и снова заснул, без сновидений.

В ту ночь последствия драки исчезли полностью. Вышли с лишней водой. Проснулся здоровым, но радости не испытал – болезнь моя лишь мутировала, вопреки медицине и здравому смыслу. Переродилась во что-то другое.

Теперь угловатая тонкая фигура стала мерещиться мне все чаще, и сны для этого были не нужны. Каникулы кончились, новая четверть тянула нас в зиму и в холод. Туда, где скрываются такие, как он. Идут за тобой неслышно, мелькают на самой периферии зрения, успевают шмыгнуть за угол, если обернешься. Не дают разглядеть себя, даже просто увидеть – но приближаются неуклонно, с каждым шагом.

В призраков я и тогда не верил, зато решил, что схожу с ума. Закономерное последствие ударов по голове, не правда ли? Порылся в толстенных маминых книгах, сравнил симптоматику, загрустил окончательно. Признаться в этом не мог даже родителям: для советского человека «психушка» считалась кошмаром и клеймом на всю жизнь. Лучше уж как-нибудь сам.

Тем более что в школе мне вдруг стало очень интересно. Насчет «все будут бояться» Саня загнул, разумеется, но уважения к нашей компании прибавилось – как и быстрых горячих девчоночьих взглядов. Медяк не объявлялся, его друзья здесь больше не тусили, испортить нашу новую репутацию было некому. Разве что мне самому, если вдруг объявлю себя дурачком с галлюцинациями. Да фиг-то там!

Мороз между тем крепчал с каждым днем. С угрюмых небес валила белизна, делала все вокруг нарядным, но бесприютным. Наши вязаные «петушки» сменились кроличьими ушанками, а вместо куртки я носил теперь полушубок, крытый кирзой. В кармане прятался нож-складишок – не абы какое оружие, но уверенности придавало. Ноги мерзли даже в меховых ботинках, долго бродить после школы уже не получалось, но мы старались. Болтали про космос, про комету Галлея, про странный фильм «Асса» с песнями группы «Аквариум», про шашлычные, в которых жарят человечину, и про иголки в сиденьях кинотеатров, зараженные СПИДом. Обычные страшилки той поры. Раньше я сам такое выдумывал пачками, а теперь вдруг отпало желание. До угла нашей улицы топали втроем, а дальше меня ожидал длиннющий двор, обрамленный гаражами. Правую варежку я снимал заранее. Тискал пластмассовую рукоять, ко всему готовый. Нырял наконец в подъезд, нажимал пластмассовую кнопку лифта, оплавленную чьими-то спичками, выдыхал облегченно. В тепло квартиры Червебородый не сунется. Не знаю отчего, но я был уверен.

В один из таких вечеров вдруг раскрылась тайна