Читать книгу "Осенние расследования - Татьяна Витальевна Устинова"

вечные проблемы то с желудком, то с печенью, причем никакие врачи еще ничего не нашли. Дима давно поставил жене диагноз. Это психопатический характер, загнанный глубоко внутрь, отравляет ее организм. Это подавленное раздражение, злоба, отвращение ко всему, что связано с физиологией, нетерпимость к отклонению от своих догм. И да, такая мерзость, невыносимая для интеллигентного человека, как алчность. Кира скупа и жадна в степени маниакальности. Деньги – это венец ее потребностей и представлений о счастье.

Как же были плохи ее дела на поприще поиска мужа, если она остановила свой выбор на нем, часто думал Дима. На нем, безалабернее и щедрее которого и нет никого.

«Ты не человек! – орал когда-то отец. – Ты – карман с дыркой! Ничего ты не добьешься, помрешь в нищете».

А он добился всего, чего хотел. Даже не добивался особенно. Все, что ему нужно, его нашло. И что не нужно, тоже нашло и отомстило за свободу от тупой власти отца.

Дима лег рядом на свою подушку и потянулся к жене, чтобы обнять. И нарушил собственное правило последних лет – не смотреть ей в лицо. В идеале вообще не смотреть на нее. Закрывать глаза, как от блаженства. А тут он посмотрел.

Как он мог когда-то увидеть в этой жесткой и непроницаемой маске женскую миловидность? Дима почувствовал резь в глазах, как от песка. От его прикосновения маска перестала быть непроницаемой. В сжатых накрепко сухих и блеклых губах – отвращение и обреченность, как перед пыткой. А в глазах – будто темная вода. Поверхность болота, в котором тонут или прячутся уродливые и агрессивные эмоции.

– Что-то сердце закололо, извини. Пойду попью воды, подышу на балконе. Пройдет. Ты спи, не жди меня.

Она не сдержала вздох облегчения, этот вздох стукнулся в его спину. Она, конечно, ничего не поняла, как всегда. Просто у нее сегодня не будет одной неприятной процедуры, значение которой – цементировать семейный порядок. И она, конечно, поверила, что у него просто заболело сердце. В ее плоские представления не могла поместиться правда: муж ее никогда не любил, просто терпел и мог бы терпеть всю жизнь. Но после сцены с истязанием Маши жена ему стала отвратительна, страшнее самого страшного сна. А Кира даже не связала его отторжение с тем, что он увидел, узнал утром.

Дима выронил из пальцев окурок и долго давил, растирал его ногой, как врага. Вошел в лифт тяжелыми ногами. У двери в квартиру остановился и оглянулся на спасительный лифт. Еще не поздно сбежать. Ночь в пустом и тихом кабинете редакции казалась сейчас верхом блаженства. Но он вспомнил глаза Маши, карие, тревожные озера, и достал из кармана ключ.

В квартире пахло какой-то разогретой едой. Кира вышла в прихожую, придвинула к нему комнатные тапки, подняла свое лицо без выражения, кивнула в сторону кухни. Что значило: ужин готов. Что значило: все у них в порядке. Дима заглянул в детскую: Маша лежала с книжкой в постели. Горло было завязано теплым шарфом. Ее личико осветилось при виде папы, в глазах зажглись золотые блестки. Дима весело ей подмигнул: мы с тобой сейчас что-то придумаем.

Весь вечер он провел с дочерью. Рассказывал обо всех своих делах и встречах. Она его понимала, ей это было интересно! И фильмы с ней легко выбирать. Им нравится одно и то же. Они смеются и грустят в одних и тех же местах. То ли Маша старше своего возраста в душе, то ли Дима остался вечным ребенком.

Когда Маша уснула, Дима, как всегда, долго сидел за своим столом, курил, смотрел на электронные часы их порядка. И в тот самый момент, когда стукнула дверь ванной и оттуда явилась Кира в рубашке-саване, Дима пошел к входной двери. Бросил Кире на ходу:

– Пройдусь немного. Очень хочется подышать. Наверное, кислородное голодание.

Он вдыхал ночной воздух жадно и глубоко. Так, чтобы запах свежести и сырости коснулся сердца и легких, оживил их, успокоил.

Как хорошо просто бродить без цели и дела. Дима чувствовал себя совершенно свободным и беззаботным. Пусть на час, на полчаса. Но он открыл для себя возможность побега. Ему хорошо думалось о разных делах. Ему удалось забыть о том, чего не хотелось помнить. И вдруг какой-то странный лисенок запутался в его ногах и посмотрел в лицо блестящими бусинками глаз. Дима нагнулся, погладил рыжий теплый мех, поднял голову и увидел Василису, жену своего сослуживца еще по посольству в Польше. Эта пара по возвращении в Москву тоже купила квартиру в этом районе.

– Привет, Вася, сто лет не встречал вас обоих. Даже не знал, что вы завели такого зверя. Это кто? Лис или собака?

– Это Гарик, корги, – серьезно сказала Василиса. – Он – собака. Ему всего годик. Я купила его после смерти Коли. Да, Дима, Коля умер, я теперь вдова. Это было так внезапно и ужасно, что я не смогла всем сообщить.

– Что случилось?

– Самолет разбился. Ты, наверное, знаешь об этой катастрофе.

Дима был в ужасе. Его хорошее отношение к большинству людей выражалось, кроме прочего, в паническом страхе перед их смертью. Дима не умел расставаться с теми, кто ему нравился. У него много знакомых, они не видятся годами, но он должен время от времени узнавать, что все они в порядке. И как он ничего не узнал о Коле?

Они не были друзьями, просто импонировали друг другу. И было у приятного, добродушного Коли такое достоинство, как прелестная жена со сказочным именем Василиса. Над нею не подшучивал только ленивый, называя мужским именем Вася. Но это имя странно шло полноватой, очень женственной блондинке с нежным, круглым лицом и большими синими глазами. Глазами, как волшебные озера.

Дима проводил Васю с Гариком до их дома. Они постояли у подъезда, поговорили о Коле, вспомнили, как интересно и дружно все жили в Варшаве. И Дима ответил согласием на приглашение выпить чаю с тортом.

Дима никогда не был в такой уютной квартире. Вроде бы обычная мебель, только необходимые вещи. Простая посуда, чай в пакетиках, такой же, как на ходу покупает он, чтобы не возиться с заваркой. Трюфельный торт, который так любит Маша.

– Съешь его, пожалуйста, весь, – улыбнулась Василиса. – Не могу не покупать сладкое. Только оно и вытаскивает меня из депрессии. Но вес… Каждое утро – битва с джинсами за то, чтобы сошлись на мне.

– Ты очень хорошо выглядишь, – сказал Дима.

А хотел сказать: «Ты такая же милая и прелестная, как раньше». Но