Читать книгу "Современная любовь - Констанс Де Жонг"

потому что теперь он католик. Очень жаль, что Авраам обречен нести на себе печать его веры в своем имени. Это неважно. В первую очередь он – Кортес; во вторую – врач; и в третью – Авраам, а когда он заведет детей, они будут совершенно свободны от каких-либо подозрений. Казалось, что всё улажено.

Но Моисей ошибся.

Во-первых, его сын был вынужден жить как конверсо. Авраам был обречен всё время доказывать, демонстрировать, сохраняя постоянную бдительность, что не собирается возвращаться к вере его предков.

Во-вторых, сын Авраама не освободился, получив новое, испанское имя. К тому моменту, когда родился Руис Кортес, конверсо столкнулись со второй, более устрашающей волной инквизиции.

И всё, что происходило с 1492 года, влияло на его жизнь. Старые трудности превращались в новые и передавались по наследству. Еврейский вопрос стал проблемой конверсо, которая всю жизнь преследовала Авраама, передалась его сыну и закончилась коварной личной местью. Волновавшие всех, от короля до простых людей, те же старые вопросы вылились на Руиса Кортеса.

Когда он родился, испанские конверсо предстали перед инквизицией, оказавшись в зоне двойного риска. Теперь их объединяли не только по религиозным, но и по расовым основаниям, обвиняя с новой силой. Религия и раса в понимании народа были одним и тем же, и одержимость чистотой веры, которая шла бок о бок с одержимостью чистотой крови, удвоила агрессивный натиск инквизиции. Эта двойная одержимость привела к тому, что необыкновенное многообразие испанского общества значительно уменьшилось, а всё его богатство и витальность были помещены в смирительную рубашку подчинения.

Руис сопротивлялся всему тому, что ограничивало его, словно камера заключения. Еще ребенком он ненавидел гнетущую атмосферу Испании. Когда ему разрешили вместе с отцом появляться на аудиенциях у короля, он слушал, как Авраам и Филипп говорят о Нидерландах, Италии, Америке, странах, которые ему никогда не суждено увидеть. Он ненавидел стены, окружавшие Испанию, которые не пропускали зло, блокируя опасные влияния зарубежных идей. Стены, которые отрезали ему путь к далеким мирам, были всё ближе. Руис ненавидел тюрьму своего повседневного существования. За пределами его собственного дома опасность предательства и подозрения сужали круг его общения до короля и его свиты. Он ненавидел своего отца за это: Авраам пошел на поводу у одной из самых неприятных черт инквизиции – ее естественной тенденции сеять недоверие и взаимные подозрения. В этой атмосфере процветали информанты и шпионы, а Авраам мог доказать и продемонстрировать свое абсолютное духовное родство с католиками.

Поскольку жертвам инквизиции никогда не сообщали, кто был их обвинителем, новый Эдикт веры развязал информантам руки и определил ликвидацию еврейства как нечто само собой разумеющееся. Тайные дознания лишили людей свободы слушать и говорить: в больших и малых городах, в деревнях были информанты, работавшие на власть. Авраам был одним из них, и Руис об этом знал: это подогревало его ненависть. Его отец; Филипп; католики; Испания – всё это называлось одним словом: ненавистное.

На глазах Руиса его отец донес на преданного коллегу, Антонио Сеньора, который постоянно поставлял Аврааму настойки и травы для врачебной практики. Руис любил приходить в лавку этого старика, сидеть в окружении склянок и пробирок, пока Антонио замешивал пахучие снадобья. А потом однажды Антонио исчез, и запах смерти смешался с дымом над городом.

Он видел и других, сгинувших благодаря Аврааму.

Он видел, как его отец угодливо прислуживает королю, получая привилегии за чужой счет.

Он слышал, как они обсуждают власть справедливости, единственный путь, право на отказ.

Он присутствовал на специальной церковной службе, где Авраам вторично принял крещение – на случай, если у кого-то оставались сомнения на его счет.

Он слышал, как Авраам напоминал Филиппу о том, сколько он сделал и еще собирается сделать для короля. С ним был его сын по имени Руис. Доказательство его службы в прошлом и надежда на будущее. С ним было живое доказательство постоянного служения; следующее звено в цепи, его сын.

Руис почувствовал, как Авраам по-отечески коснулся рукой его плеча и подтолкнул. Авраам всегда подталкивал его к Филиппу. В присутствии короля Руис часто получал отцовские подталкивания и тычки. Каждый такой жест лишь укреплял его растущую ненависть.

К двадцати трем годам Руис слишком много увидел, услышал, пережил. Ненависть переросла в жажду мести. Он возьмет свое и тем самым обретет свободу.

Авраам имел обыкновение рассказывать Руису обо всём, что сообщалось в беседах с королем. Его переполняла гордость от близости с Филиппом, и гордость мешала ему держать язык за зубами. И он был чересчур уверен в том, что сын ему предан.

Однажды ночью Авраам вернулся из Эскориала поздно ночью, с прекрасными известиями. Во всех деталях, вверенных ему, Авраам пересказал известия Руису. Филипп объединился с Марией, королевой Шотландии. Английские католики собираются убить Елизавету, освободить Марию, и тогда испанские войска под предводительством Пармы установят новую власть. Приготовления уже вовсю велись. Испанские и английские католики уже провели встречу и обсуждали, как передавать информацию в письмах между Марией и Филиппом.

– Отец, это момент, которого я ждал. Это наш шанс. Я буду передавать письма.

– Что ты говоришь, сын?

– Что я поступлю на службу Святой Вере. Я буду путешествовать, буду связным между Англией и Испанией, буду доставлять письма.

– Но ты слишком молод.

– Нет. Возраст – мое преимущество. Я быстр и не теряю бдительность. И меня никто не знает. Для того, кого никто не знает, меньше риск попасться. Я не буду привлекать к себе внимания.

– Я не знаю, имеет ли это смысл.

– Имеет. Послушай, отец, пришло мое время внести вклад. Я уже достаточно взрослый, это важно, и эта возможность открыта передо мной прямо сейчас. Я могу сослужить службу королю, стране, вере и нам, что важнее всего.

– Нам?

– Тебе и мне. Кортесам. Мои действия раз и навсегда покажут всем, какое положение мы занимаем. Ты знаешь, что я имею в виду, и ради этого я готов рискнуть жизнью.

– Да. Это опасно. Но я согласен. Ты прав.

Филиппа было не так-то просто убедить, но в конце концов он отослал Руиса в Англию с первым из многих документов, в которых были описаны вынашиваемые им планы по поводу Марии. Шел декабрь. В июле миссия Руиса завершилась. Заговор был предан огласке, а Марию судили. Восьмого февраля состоялась ее казнь. Страшные злодеяния едва задели Руиса. В декабре он окунулся в поток событий, в июле – вышел из него. Течение событий ускорялось: Филипп готовился к вторжению, Елизавета – к войне, а дни Марии были сочтены. Руис наблюдал за ускоряющимися событиями, не испытывая никаких эмоций. По его милости одна королева была мертва, а другая осталась жить. Проблема была не в этом. Одна страна будет воевать с другой. Руис никак не ожидал, что его действия могут изменить мир. Его намерения были гораздо меньшими по масштабу: он действовал в рамках