Читать книгу "Морское кладбище - Аслак Нуре"

что после их встречи Ханс продвинул идею книги еще на шаг. Решил проблему с издательством, ведь без издательства весь план ничего не стоит, о беседах с семейством Фалк в Редерхёугене можно забыть. – Сколько премьер-министровских мемуаров вы издали за последние годы?

– Три книги, – ответил Педер Григ, отчего-то слегка неуверенно, – плюс воспоминания бывшего верховного комиссара по делам беженцев.

– И много ли продали?… – спросил Джонни.

– Мы говорим об историях, повествующих о том, кто мы как нация! – вскинулся издатель. – «Издательство Григ» рассказывает о Норвегии, такова всегда была и есть наша цель.

– Кроме политкомментаторов, никто подобные книги не читает, – продолжал Джонни. – Им устраивают шумные презентации у вас в вестибюле, а затем они исчезают из сознания народа и пылятся на складе, пока не отправятся на переработку. Самооправдания этих любителей нравоучений никого не интересуют.

Издательские сотрудники переглянулись, слегка покачав головой, а Педер беспокойно почесал затылок и кивнул, словно предлагая Джонни продолжить.

– Иные авторы думают, что путь к сердцу читателя лежит через самохвальство и приукрашивание. Я намерен выстроить биографию Ханса, пользуясь его собственным методом.

– И какой же это метод? – скептически спросил Педер.

– Буду обольщать читателя, как Ханс обольщает женщин, – сказал Джонни, бросив взгляд на Фалка. – Мы говорим о мужчине, который способен очаровать кого угодно, от бухгалтерши до строго религиозных женщин в хиджабах. Почему? Да потому, что Ханс всегда честен, и насчет своих слабостей, и насчет того, что работал в ущерб семье и детям, и насчет оставшихся дома обманутых женщин. Ведь война, сколь она ни ужасна, не самое трудное в жизни, самое трудное – возвращение домой. Но, несмотря на все слабости, на все темные пятна, Ханс – человек, побуждающий нас мечтать и искать то, что превыше нас самих.

Снисходительность во взглядах исчезла, люди, сидящие возле низкого журнального столика, слушали его с интересом.

– Много лет назад, когда я брал у Ханса интервью, он рассказал мне одну историю. И биография его начнется в тысяча девятьсот восемьдесят втором году в ливанском лагере беженцев, где Ханс оставил единственную женщину, которую любил, и под градом пуль, с беззащитным младенцем на руках, стремится выйти из кольца боевиков, которые желают смерти и ему, и ребенку. Затем мы вернемся в Берген семидесятого года, где юный сын судовладельца и гимназист-радикал Ханс Фалк встречает человека, заставляющего его мечтать о чем-то большем. – Джонни понизил голос. – Это Вера Линн.

Педер Григ вздохнул и приподнял брови.

– И ты полагаешь, что способен рассказать обо всем этом?

– Да, – серьезно ответил Джонни. – Сравнивать, конечно, не стоит, но все эти чувства и дилеммы я испытал на собственной шкуре. Мне кое-что известно о том, какой ущерб ты наносишь своей семье и детям, когда работаешь в горячей точке. И вот это – смесь узнаваемого и экстраординарного, – вот это и есть путь к сердцу людей, будь то Хансовы возлюбленные или читатели.

Педер глянул на часы, довольно хмыкнул и придвинул Джонни договор.

– Я услышал достаточно, Берг. Заказ твой. Гонорар делится между вами пополам. Мы платим аванс и оплачиваем поездку на Ближний Восток, под расписку. Ханс, хочешь что-нибудь добавить, прежде чем подпишешь договор?

– Пиши правду, – сказал Ханс, глядя на Джонни. – Только не делай из меня зануду.

* * *

Когда они вышли на улицу, Ханс горел энтузиазмом и предложил выпить по бокальчику. Джонни поблагодарил, но отказался и зашагал в сторону Квадратуры[31]. Хотя маленькое давешнее шоу доставило ему радость, уже вскоре мысли обратились к совсем другому. Подобные спектакли были когда-то его работой, однако, пересекая площадь Грев-Ведельс-плас, он чувствовал себя опустошенным, точно клоун, смывающий грим после представления.

Он вошел в Старую Ложу[32] и по широкой, устланной ковром лестнице быстро поднялся на самый верхний этаж, к двери с табличкой «Национальная военно-медицинская поликлиника». Дверь открыл врач, любезно улыбнулся:

– Джон Берг? Заходите.

Он тотчас заговорил о своем старом друге Хансе Фалке, провел Джонни в неряшливый кабинет, где на стене висел плакат с надписью «Позаботься о ветеране», и, предложив Джонни сесть, подозрительно мягким тоном сказал:

– Стало быть, вот результаты МРТ.

Врач положил перед ним два снимка. Сканы мозга, как понял Джонни.

– Здесь вы видите мозг, не подвергавшийся взрывным травмам. Обратите внимание на отличие в мозговой ткани… – Он указал на участок внизу справа на снимке. – В здоровом мозге эта область похожа на клешню краба, видите? – Облокотясь на стол и сплетя ладони, он наклонился над столом. – Речь о том, что мы, врачи, называем ТBI. Нелегко говорить об этом. Но TBI означает Traumatic Brain Injury. Травматическое поражение мозга.

– Мозговая травма? – Джонни сглотнул комок в горле.

– Вы ведь в свое время служили в спецназе?

– Давно, в последние годы я работал главным образом на гражданке.

– На гражданке, – повторил врач и потер подбородок. – Американская научная литература указывает на отчетливую корреляцию TBI с некоторыми специальностями. Такие травмы встречаются, например, у оперативников, которые на протяжении многих лет подвергались воздействию разного рода взрывов, скажем, при beaching[33] дверей. Вдобавок к противопехотным минам, конечно. В последние годы вы страдали бессонницей или депрессиями?

Джонни замялся.

– Иногда, но ведь этим все страдают?

– Это обычные последствия. TBI необязательно приводит к снижению уровня жизни, – сказал врач. – Очень важно, чтобы вы хорошенько подумали и правдиво ответили на мой вопрос. Нам известно, что психологические воздействия TBI во многом напоминают посттравматическое стрессовое расстройство. Раздражительность, уныние, гнев, депрессия, эректильная дисфункция.

Это продолжалось и продолжалось. Поражение мозга. Врач все говорил, говорил, каждое слово – как пуля в сердце. Джонни чувствовал себя прескверно.

Врач пристально посмотрел на него мягким умным взглядом.

– Я работаю здесь уже несколько лет, – сказал он. – Мы и в самом деле старались улучшить условия для ветеранов. Да, в спецназе свои порядки, но принципы те же. Ничего сложного: честные отчеты во время задания и выложить все по возвращении. Никаких накладок, когда мы в курсе. И товарищеская поддержка после. Забота друг о друге. – Он отхлебнул кофе. – Я понимаю, некоторые вещи вы не можете или не хотите мне рассказать. У вас есть с кем поговорить о пережитом?

Джонни почувствовал, как у него перехватило горло.

– Да нет, – ответил он, – пожалуй, нет.

– Смею сказать, – продолжал врач, – вы можете спокойно жить со своей TBI. Но, по-моему, вам необходим кто-нибудь, с кем вы могли бы поговорить. Нам всем нужно общение, нужна компания.

Джонни сам не знал, в чем причина, – в слове ли «общение», в симпатичном ли лице главврача или в том, что он так долго носил