Читать книгу "Лондон. Полная история города - Джейми Салливан"

«Утопии», посвященной описанию вымышленного идеального государства[83], философ (и лорд-канцлер) Томас Мор касается и этой темы:

«К упомянутым мною рынкам присоединены рынки для съестных припасов, куда свозятся не только овощи, древесные плоды и хлеб, но также рыба и все съедобные части четвероногих и птиц, для чего за городом устроены особые места, где речная вода смывает гниль и грязь. Оттуда привозят скот, после того как слуги убьют его и снимут шкуру»[84].

Но если забой можно было легко отследить, то с горшками и мусором дело обстояло сложнее — у города не было необходимого количества стражников, позволявшего бдительно следить за соблюдением этих законов. Соблюдение пытались обеспечить посредством суровых наказаний. Так, например, по закону, принятому в 1345 году, за оставленный на улице мусор полагался штраф в два шиллинга. Для сведения: мастер-каменщик, а тяжелый труд каменщиков оплачивался очень хорошо, зарабатывал столько за неделю. Так что под ноги смотрим внимательно. Надушенный платок тоже окажется весьма кстати, тем более что мы собираемся заглянуть на рынок Боро в заново отстроенном после пожара Саутуорке.

Пожалуй, с этого рынка, находившегося прямо у Лондонского моста, мы и начнем, чтобы после него запахи остального города досаждали бы нам не столь сильно. Тот рынок Боро, который существует сейчас, это новый рынок, основанный в 1756 году немного в стороне от того места, на котором до 1754 года находился старый рынок, существовавший с середины ХI века.

На рынке имелись стационарные лавки, но основная торговля шла с возов и складных столов — досок, перекинутых через козлы, а часто и с земли, которую «приличия ради» могли покрыть куском полотна. Со всех товаров, предназначенных к продаже, взимался налог, составлявший в среднем около десяти процентов. Шум на рынке стоял невероятный — продавцы громко нахваливали свои товары, зазывая покупателей, а те ожесточенно торговались, поскольку платить без торга было совершенно несообразно. Толчея была страшной, и воры чувствовали себя в ней словно рыбы в воде. Наказание за кражу было суровым — порка плетьми, отсечение руки или лишение жизни. Тюремное заключение в качестве меры наказания не использовалось. В тюрьме преступник содержался лишь до вынесения приговора. Исключение делалось для знатных лиц, содержавшихся в неволе по королевскому указу (казнить по каким-то причинам было нельзя, но и на свободе тоже нельзя было оставлять), а еще в тюрьмах содержались должники, которые питались за свой счет. На первый взгляд это могло показаться абсурдным — разве может человек расплатиться с долгами, находясь в неволе? — но расчет делался на то, что за несчастного узника расплатятся его сострадательные родственники. Экзекуции и казни совершались прилюдно, что и устрашало, и развлекало публику. Того, кто воровал кошельки на рынке, могли отправить плясать с дьяволом[85] прямо у рыночных ворот и здесь же могли высечь или поставить к позорному столбу торговца, продававшего недоброкачественные товары. Короче говоря, на средневековых лондонских рынках было весело. Здесь продавали не только товары, но и магические услуги вроде предсказаний и приворотов, а также любовь, правда, рыночные жрицы любви были самого низкого пошиба, из тех, про которых говорили «три раза за пенни». Сексуальные услуги оказывались здесь же, на задворках, и там же удовлетворяли прочие естественные нужды.

Ради поддержания чистоты близ наиболее важных улиц устраивали общественные уборные, представлявшие собой крытые досками ямы. Но латрин было мало. Респектабельные харчевни, заботившиеся о своем имидже, выставляли на задних дворах ведра или бочки, что в какой-то мере решало проблему. Что же касается чистоты нравственной, то женщинам легкого поведения запрещалось проживать и заниматься своим делом в черте города, но этот запрет соблюдался плохо, тем более что наказывали за проституцию относительно мягко — брили голову и ставили к позорному столбу. Стояние у столба доставляло не только нравственные, но и физические страдания, поскольку не возбранялось швырять в стоявших всем, что попадется под руку. До фатального исхода не доходило, но могли выбить камнем глаз или разбить голову. Примечательно, что вместе с жрицами любви точно так же (бритьем головы и стоянием у столба) наказывались и их клиенты. В некоторых случаях наказание дополнялось позорным шествием по городу. Мужчину могли заставить идти со спущенными штанами, а женщину посадить задом наперед на осла. В судебных документах, посвященных наказанию проституток, часто встречаются упоминания о том, что женщина была «одета неподобающим образом». В детали чиновники не вдавались, так что трудно сказать, что именно служило отличительным знаком — непокрытая голова, чрезмерно открытая грудь или немного укороченный подол платья. Впрочем, в городе с сорокатысячным населением жители должны были знать друг друга лучше, чем в современных муравейниках-миллионниках. Но это обстоятельство не делало жизнь спокойной и уютной — в средневековом Лондоне драки и вообще прилюдные сведения счетов (вплоть до убийств) были обычным делом. За убийство карали смертью, но тем не менее убивали в Лондоне довольно часто. Так что мы возьмем себе за правило обходить стороной, по соседним улицам, любые драки.

Ступив на мост, мы словно бы попадаем в другой мир — в мир изысканно-роскошной торговли. Здесь так же тесно и шумно, как в Боро, но вместо прилавков слева и справа тянутся магазины, в которых продаются гобелены, красивая мебель, тонкие полотна, серебряные и золотые изделия, заморские специи, которые на вес могли стоить дороже золота, и, конечно же, душистое мыло, благовония, притирания и прочие косметические средства.

Лондона в 1300 году

Покупать мы ничего не собираемся, мы же просто гуляем, да и задерживаться у магазинов опасно — торговцы привязчивы, словно пчелы, почуявшие мед, так что проходим через мост быстрым шагом и останавливаемся только у часовни Святого Фомы, чтобы почтить память небесного покровителя города.

Дома на мосту стоят не сплошняком, так что можно найти место для того, чтобы полюбоваться отсюда на Тауэр. Если смотреть на крепость из города, то она угнетает — создается впечатление, будто Тауэр нависает над Лондоном, ежесекундно напоминая горожанам о величии королевской власти (собственно, так и хотелось Вильгельму Завоевателю). А с моста Тауэр похож на большой флагманский корабль, за которым по морям времени плывет Лондон… Тауэр не принято воспевать в стихах, но в его стенах было создано немало поэтических произведений, наиболее впечатляющим из которых является «Моя весна — зима моих забот» Чидика Тичборна. Это стихотворение было написано в ночь перед казнью (несчастный поэт был в числе заговорщиков, которые собирались возвести на трон Марию Стюарт)[86].

Я и не знал, что смерть в себе