Читать книгу "Буря и пламя - Элейн Хо"

убийственном пламени.

– В этой жизни во всем царит равновесие. Чтобы создать, нужно разрушить. И мы с тобой не исключение. Если этот цикл прервать, сама жизнь в конце концов прекратится.

Эрис сдвинула брови.

– Тогда объясни, как твое бессмертие вписывается в этот закон. Ты живешь вечно, а значит, ничего природе не возвращаешь.

Великан остановился под согнутым деревом, положил руку на его кору, посмотрел на ветки, раскинувшиеся над его головой.

– Когда-то давно это дерево приносило плоды, – поведал он. – На нем росли яблоки. Крупные, круглые, розовые, они так и сияли на солнце. Когда я был ребенком, то не мог дотянуться до веток и потому собирал то, что уже упало на землю. Когда приходило время урожая, я не мог собрать всё. Птицы стаями прилетали к яблоне и клевали плоды, до которых мне было никак не достать. Я прогонял их.

Он поманил Эрис за собой. Они поднялись по лестнице на сторожевую башню, а на самом верху путь им преградила большая трещина и гора руин, занявшая часть сада. Внешнюю стену повредили давным-давно – должно быть, по ней стреляли из катапульты, – расколов башню на две части. Великан уселся у края. Эрис последовала его примеру, расположившись чуть поодаль и свесив ноги над каменными обломками, лежащими в саду.

– Когда я стал старше, я начал наблюдать за птицами, которые клевали яблоки. – Великан указал на черное дерево посреди сада. – Они съедали весь плод без остатка и даже огрызок – и тот уносили с собой. Потом разгорелась война, и за деревом перестали ухаживать. Оно заболело, листву стали подтачивать черви, яблоки, которые падали с ветвей, теперь были мелкими и гнилыми. Но птицы все равно прилетали. Я думал: куда же деваются яблочные семена? А потом меня осенило – и я смог применить это открытие и к своей магии. Что, если я уже не часть дерева, а зернышко, которое оно породило?

Глаза Эрис расширились.

– Погоди, то есть ты создал собственную форму магии?

– Вроде того. Как и у зернышка, у нее есть источник. Магия, которую я применяю, всегда будет связана с океаном, из которого ее черпаешь ты. Но из зернышка вырастает отдельное дерево, со своими корнями и ветками. И в решающий момент, когда я оказался на пороге гибели, я стал таким деревом – стал частью цикла жизни и смерти. Я и есть природа и потому бессмертен.

Эрис невольно ощетинилась. До чего же могущественное создание перед ней! Он не только может использовать запретную магию, но перешагнул пределы природы и самой Смерти, освоил в совершенстве искусство, к которому она едва-едва прикоснулась всего несколько недель назад.

– Ты отдельная сущность, – заключила она.

– Именно так. Я – источник вечной жизни, но…

Но сидишь тут, прячешь свое проклятое тело под плащом, просишь меня о помощи.

– Но тебя клеймили, – закончила девушка. Мерцающие символы под бархатом лишают его сил. Интересно, а как он выглядел в расцвете жизни, еще до проклятия? Наверное, был еще страшнее и больше, чем теперь.

– И теперь… мне очень трудно создавать то, что когда-то получалось само собой. – Его голос был пронизан отчаянием. – Неукротимая сила ярится внутри меня, бьется о камни, словно мощная волна, готовая затопить все на своем пути, если только убрать дамбу. Но наружу просачивается лишь слабенький ручеек, да и тот пересыхает с восходом солнца.

Вдруг Эрис осенило. В тот день, когда он пытался промыть ей раны, он отдернул руку. Ей показалось, что дыхание у него сбилось от сосредоточенности, но причина была куда страшнее.

– Стало быть, сад, который ты пытаешься возродить, пища, которую мне даешь, все это… причиняет тебе боль?

Чудовище замешкалось с ответом, но он был и не нужен.

– Я… я сама смогу прокормиться! – запинаясь, воскликнула она. – Я уже умею выращивать розы, а значит, справлюсь и…

– Благодаря тебе распустился бутон, но впереди еще долгий путь, – уточнил великан. – Да, мы с тобой разговаривали про хлеб, но заставить гостя самому готовить себе еду в моем доме, даже если он превосходно с этим справится, – позор для хозяина.

– Мы с тобой уже не просто хозяин и гость, Чудовище, – нахмурившись, подметила девушка. – Ты мой друг и не должен ради меня страдать. Отныне я не съем и кусочка той пищи, которую ты с такими муками добываешь!

– Эрис…

Девушка встала. Ее голова теперь едва-едва доставала до краешка капюшона Чудовища, хоть оно и осталось сидеть.

– Я выращу пшеницу силой магии. Потом сама приготовлю себе ужин.

* * *

Эрис забыла пометить точное место, где посеяла пять зернышек, поэтому островок земли для магических упражнений пришлось обозначить примерно. За три дня не проклюнулось ни одного росточка, и девушку охватило нетерпение. Пшеница росла слишком долго, а ей надо было поскорее стать независимой – по меньшей мере начать самой удовлетворять свои основные потребности.

Она обратилась к магии. Вот только на мертвой земле толком не к чему было ее применить. Эрис собрала горсть пепла, положила на тарелку и попыталась пробудить в себе то же чувство, что помогло ей вырастить самый первый цветок. Когда внимание рассеялось, она открыла глаза. Посреди тарелки лежало нечто черное и безобразное.

– Этим-то вы питаетесь у себя в городе? – спросил великан, присев рядом на корточки.

Эрис стало неловко. Она зарделась, но признавать ошибку не хотела.

– Это называется хлеб, – заявила она. – Уж извини, если моя еда недостаточно изысканная для Вашего королевского Величества.

Чудовище хохотнуло над ее остротой.

– Черный хлеб выглядит куда лучше, чем это недоразумение. Как будто бы ты кроличий помет поджарила. – Великан принюхался. – Да и запах соответствующий!

– Ты все равно ничего не ешь, так что думай себе, что хочешь, – съязвила девушка. – Это мое.

Чудовище медленно обвело взглядом длинный стол, на котором больше ничего не было.

– Ты и впрямь решила это съесть? – спросило оно мрачно.

– Да. Выглядит неплохо, – солгала девушка. Надо только не забыть задержать дыхание, чтобы не почувствовать вкус и запах. Она взяла кусочек и осторожно сжала его двумя пальцами. Он не поддался – прямо камень, а никакой не хлеб. Главное – привыкнуть к вкусу.

Она набрала в легкие воздуха и запихала кусочек в рот, а потом попыталась проглотить. Вкус у него был гнилой и угольный. Горло сдавило. Чудовище наблюдало за всей этой картиной, и, хотя улыбки видно не было, дрожь в плечах выдавала попытки сдержать смех.

Эрис решительно стиснула зубы, и под ними скрипнуло что-то вроде песка. Ее лицо исказила гримаса – продолжать трапезу дальше было попросту невозможно. Девушка выплюнула черный кусок на тарелку, не сдержав рвотных позывов. По Большому залу разнесся гулкий смех Чудовища.

– Прошу прощения, – выдавило оно сквозь хохот. – Дай-ка я. – Оно взмахнуло рукой. Клейма на ней блеснули, и из них засочился все тот же мягкий зеленый туман. Он заскользил по руке Чудовища и поплыл над столом, постепенно обретая форму. Изумрудный блеск потихоньку померк, оставив после себя рагу из баранины, приготовленное на медленном огне, и мягкий хлеб с хрустящей корочкой. Свечи зажглись сами собой и осветили стол.

Эрис смущенно заерзала при виде ужина.

– Ты не ешь, потому что тебе больно наколдовывать пищу, – сказала она, – а я не хочу, чтобы ты из-за меня страдал.

– Тронут твоим участием, – серьезно произнес великан, – но, прошу, поверь, куда больнее мне будет от мысли, что гость в моем доме не встретил должной заботы. Я ведь был королем, а закон гостеприимства столь же незыблем, как остов этого замка. Уж ты как никто другой знаешь, что физическая боль – это пустяки, если ум не дает покоя.

– Но…

– Я живу с этой болью уже много веков и продолжу с ней жить. – Чудовище подалось вперед. Его зеленые глаза блеснули из-под капюшона в свете свечей. – И уж лучше я буду испытывать ее по таким вот безобидным поводам, а не из-за чего похуже.

– Я… ну… спасибо, – выдавила из себя Эрис. – Если могу чем-то помочь…

– Ты трудишься у меня в саду – это уже огромная помощь. – Великан выдержал паузу. – А еще скрашиваешь мое одиночество.

– Это в последнюю очередь, – поспешила заметить Эрис, не желая обнадеживать себя мыслью о том, что может кому-то понравиться не потому, что приносит пользу.

– Верно: твое присутствие здесь обусловлено нашим уговором. – Великан прочистил горло. – Но, сказать по правде, я так не хохотал с тех пор, как мой брат упал с лошади, а это было несколько веков назад!