Читать книгу "Три года - Владимир Андреевич Мастеренко"

при секретаре не показывать, что они знакомы с Виктором.

— Почему вы решили организовать «университет культуры?» — таким же официальным тоном задал первый вопрос Виктор, хотя хотелось ему спросить совсем другое.

— Потому, что комитет комсомола и все комсомольцы считают, что специалист не только должен глубоко изучить свою профессию, но и быть всесторонне развитым… Любой специалист, — подчеркнула Валя, и нос её чуть заметно сморщился.

— Это ты верно говоришь, Валентина, — вставил секретарь. — А то на́ тебе — готовится человек стать врачом, а что такое симфония, толком разъяснить не умеет…

— С чего же вы начали? — быстро перебил его Виктор.

Так и шёл у них этот разговор: деловой вопрос, деловой ответ, иногда дополнение секретаря, иногда лёгкий, может быть, только кажущийся Виктору намёк в словах Вали. Вдруг секретаря вызвали. Валя и Виктор остались в комнате одни.

— Ты не сердишься? — не докончив того, что говорила, вполголоса спросила Валя.

— Нет, что ты, Валя, — сказал Виктор, — я понимаю. Только…

— Да?

— Мне скучно без тебя, Валя…

— Знаешь, — Валя ногтем отскребала пятнышко на чернильнице. — Я, кажется, ошиблась, что сказала, Витя, что нам не надо встречаться. Будем, я думала об этом, будем встречаться… иногда. А не надо пока говорить о тем… ты сам понимаешь, о чём. Время покажет, мы сами поймём, что нужно… Нужно больше внимания со стороны комитета комсомола, — резко переменила тон Валя при виде входящего секретаря. — Например, насчёт помещения…

— Это верно, что верно, то верно, Валентина. — согласился тот. — Тут ещё надо поразмыслить…

Статья об «университете культуры» писалась удивительно легко. Виктор с удовольствием поставил в конце её: «В. Тихонов», — до сих пор все его заметки шли в газете без подписи. Перепечатав статью, он понёс её Студенцову. Тот был в кабинете не один: напротив сидела Маргарита, а Игорь декламировал стихи. Он словно и не заметил вошедшего:

…Узкий парус, как вестник разлуки,

Распустился упругим крылом.

Я гляжу на любимые руки,

На волны прихотливый излом…

— Это его же стихи? — спросила девушка.

— Да, конечно, — чуть поморщился Игорь, досадуя, очевидно, что его прервали, и звучно продолжал:

…То не чаек белые крылья,

Не волны лебединый разбег.

Кто спросит меня — любил ли я?..

Горит белорозовый снег…

— Не понимаю, — решительно сказала Маргарита.

Студенцов развёл руками:

— Ну, Рита… Ведь это не строки, это музыка… Ведь здесь главное даже не в том, о чём написано, — как написано, вот в чём секрет… Ну, хорошо, тогда другое…

Он прикрыл глаза, припоминая:

— Ах, да:

Это осень ленты золотые

Заплетает в дальние леса.

Говорит теперь слова простые

Сгорбленный и опустевший сад…

— Когда это было написано? — ещё раз прервала Маргарита Студенцова.

— Не помню точно, кажется, где-то во время войны. В сорок третьем, что ли. Но слушайте…

…Окна дачи сиротливо стынут,

Накрест заколочены доской,

Так глаза останутся пустыми,

Перечёркнутые навсегда тоской…

— Не понимаю, — вновь сказала девушка.

— И это? — воскликнул Игорь. — Вы шутите?..

— Я не шучу, — вдруг зло произнесла Маргарита, и Виктор, остававшийся до сих пор спокойным свидетелем беседы, шевельнулся на диване: кажется, впервые видел он Маргариту такой. — Я не по-ни-ма-ю… — раздельно сказала девушка, сделала паузу и неожиданно заговорила о том, что как будто не имело никакого отношения к предмету спора: — Наш городок, Чёмск, маленький, военных заводов, как вам известно, там нет. А фронту Чёмск всё-таки помогал. Да, помогал, — Маргарита взглянула на Студенцова, точно ожидая возражений. — Даже девчонки-школьницы. Пельмени стряпали для бойцов. Думаете, пустяки? Это, если бы одну-две сотни. А когда десять-двадцать тысяч?.. И было это как раз тогда зимой сорок третьего… Я не по-ни-ма-ю, как можно было в те дни, когда старики в Чёмске кровавые мозоли на руках натирали — они валенки катали, когда даже девчонки работали чуть не до потери сознания, как можно было в такие дни сидеть и высасывать из пальца эти… «ленты золотые»…

Невольно повинуясь порыву Маргариты, Виктор и сам перенёсся на два года назад. Сорок третий… Зимой на завод пришёл срочный фронтовой заказ. Три дня многие даже не уходили домой. Спали прямо в цехе — на ящиках, просто на полу, расстелив куртки. Землистые, покрытые густой щетиной лица рабочих и сейчас Виктор видел так же ясно, как и лица Маргариты и Студенцова… Если бы в ту пору в цех явился бы вдруг поэт и стал читать это… Да нет, он не посмел бы прийти…

Студенцов закурил, пуская в потолок голубоватые кольца дыма — большое, поменьше, ещё поменьше. Ироническая улыбка тронула его губы:

— От кого-кого, Рита, но от вас… Ну, ладно, согласен, в то время такие стихи, быть может, и не совсем были уместны. Но теперь? Теперь — сорок пятый год, война кончилась. Посмотрите на это с точки зрения сегодняшнего дня… И потом… Ведь речь идёт о форме, только о ней одной. Почему вы хотите, чтобы любой рассказ, новелла, коротенькое стихотворение обязательно учили чему-то, в чём-то… э-э… помогали?..

— Здравствуйте! — хитро сощурилась Маргарита. — Если у вас есть под рукой подшивка, могу процитировать вашу собственную передовую статью…

— А, Рита! — отмахнулся Студенцов. — Впрочем… В общем и целом всё это несомненно верно. И, однако, для небольшого — вы верно заметили — для небольшого круга людей, которые разбираются в искусстве, в литературе гораздо основательнее, чем многие другие…

— Старая песня! — заметила Маргарита. — Её пели, знаете, ещё кто?..

— Уф, — тяжко вздохнул Студенцов. — С вами поспорить, Рита…

Девушка откликнулась в тон:

— Вас послушать, Игорь…

— Ладно, если вы меня и не убедили, то во всяком случае заговорили, — сдался Студенцов. — Что у вас? — повернулся он, наконец, к Виктору и, услышав что, довольно равнодушно сказал: — Давайте посмотрим…

Пока Игорь читал, Виктор ни разу не посмотрел на Маргариту, хотя чувствовал на себе её пристальный взгляд. Ни капли снисхождения не заслужила у него девушка тем, что в споре со Студенцовым её точка зрения совпала сточкой зрения самого Виктора. В его представлении она всё-таки олицетворяла собой тех журналистов, которые, как сказал редактор, порхают с цветка на цветок, бездумно и безответственно.

— Так… — кончил читать Студенцов. — О стиле говорить не буду, стиль оставляет желать лучшего, однако это поправимо… Но тема…

Он причмокнул:

— Понимаете, мелко! Какой-то доморощенный «университет», вечера, встречи… Всё это, во-первых, надо посмотреть, проверить, не в халтуру ли это выливается, не в танцульки ли под джаз-оркестр. А, кроме того, это тема для информации,