Читать книгу "Исповедь соперницы - Симона Вилар"

Оглянувшись, я увидел, как Риган, тщательно собрав остриженные волосы, стряхивает их с холстины в огонь. Вид у нее довольный и такой домашний. Я ощутил нежность к ней. Она — единственная моя родня, единственный человек, который ждал меня дома. И тогда я решил обратиться к ней с просьбой.

— Риган, тебе не следует спешить с отъездом. Ты нужна мне.

Большей глупости и сказать было нельзя. Она выронила на пол холстину, отшатнулась. Я подскочил.

— О нет! Ради Бога, прости меня. Я совсем не то имел в виду.

Она глядела на меня как-то странно и я поспешил пояснить.

— Видишь ли… Леди Бэртрада не приедет ко мне целый год, даже полтора года. Я все это время буду занят делами графства, а здесь… Я бы хотел, чтобы ты осталась в Незерби, чтобы я чувствовал, что у меня есть семья, дом, куда я могу приехать. Мне это очень важно, Риган. И я прошу тебя остаться, как сестру, как друга.

Риган подняла выпавшую холстину и я с облегчением увидел, что она улыбается.

— Я еще ни одному мужчине не была другом. Чтож, это даже интересно. К тому же я хочу видеть, как растет Гронвуд. Но я останусь с одним условием.

Она перестала улыбаться.

— Ты отпустишь меня, Эдгар, как только Бэртрада Нормандская войдет хозяйкой в твой дом.

* * *

По пути из Святой земли, я порой с думал, что дома мне будет тоскливо. Скука — вот чего я никогда не мог переносить. Однако я не мог и предположить, что с прибытием в Англию, меня так захлестнут дела.

Во-первых, я вступил в должность шерифа и уже одно это стало отнимать у меня львиную долю времени. Прежде всего мне пришлось разобраться в судебных исках, коих накопилось немало. Хорошо уже, что не было убийств и разбойных нападений, и мне не пришлось начинать свое правление с казней. Мелкие же правонарушения в основном были связаны с земельными вопросами или имуществом: то йомены пытались передвинуть границу участка, чтобы расширить свою территорию за счет соседей, то мельник обманывал доверчивых крестьян, то какой-то работник украл мешок зерна у соседа — на все это я налагал штрафы. Были и ссоры между соседями, от кого-то сбежала жена и прочее, прочее… Занимался я и делами купеческих гильдий, вводил новые постановления, назначал новых смотрителей к королевские заповедники, налаживал связи с заносчивым местным духовенством. Приходилось немало сил и средств из казны графства выделять на ремонт старых дамб на побережье, дабы воды Северного моря не хлынули на низинные земли графства.

К Пасхе я отправил в Лондон свой первый отчет о делах графства. Затем приступил к подготовке смотра ополчения. Надо было определить сколько рыцарей находятся в готовности в Норфолке, сколько людей могут привести в войске, как они вооружены в соответствии с положением и званием каждого. Дела затягивали меня, но я никогда не пренебрегал возможностью заехать на стройку в Гронвуд.

Строительная площадка всегда выглядела гудящим ульем. Уже закончили фундамент донжона, мастеровые приступили к рытью ям для фундаментов угловых башен. Саймон соорудил несколько механизмов, что позволяло уменьшить количество наемных работников на строительстве. Берег у реки Уисси был весь завален бревнами, который сплавляли лесорубы, и каменными глыбами известняка, доставляемого сюда из каменоломен Нортгемптона — вот она основная статья моих расходов. Однако мне была подспорьем моя торговля восточными товарами, да и должность шерифа давала достаточно денег, чтобы я мог позволить себе покупать известняк даже по рыночным расценкам. Немало стоили и перевозки, особенно когда я столкнулся с тем, что моему богатству многие завидуют и не позволяют везти груз прямым путем через фэнленд, а заставляют объезжать окольными путями, что всегда обходилось недешево. Особой жадностью отличались монастыри, в частности аббатство Бэри-Сэнт, которое хоть и было расположено в Саффолке, но имело немало владений в западном Норфолке. Тот же аббат Ансельм вовсю старался содрать с меня за провоз по своей земле или заставлял делать такой крюк по болотам фэнленда, что наверняка он с удовольствием потирал руки, подсчитывая мои убытки. Но и в таком обвозе было нечто, что заставляло меня смиряться. Когда я ездил следить за доставкой товара, то мог заехать в небольшой монастырь Святой Хильды, где была погребена матушка. Я подолгу молился над ее могилой и всегда оставлял щедрые пожертвования, чтобы сестры-бенедиктинки молились за упокой ее души.

После молитв всегда приятно окунуться в кипучую деятельность. И клянусь верой, мне нравилась такая жизнь. Еще я открыл, что мне нравится ощущение власти. А вместе с этим у меня стала появляться особая нежность к той, что мне ее дала — к Бэртраде Нормандской. Я даже стал тосковать о ней, посылал ей куртуазные послания и богатые подарки. Конечно, не смотря на мою возраставшую нежность к невесте, я не ограничивал себя общением с женщинами. У меня было несколько легких романов и я завел пару постоянных любовниц, с которыми коротал время, когда позволяли дела и когда требовалось облегчить плоть. Причем я только диву давался до чего же не приучены наши женщины к ласке. Я словно открывал для них мир постельных утех. Та наука страсти нежной, какую я познал на Востоке, была тут по сути неведома, и мне было радостно видеть ответную реакцию, разбуженную мной страсть в холодных телах северянок моей родины. Однако все это была лишь игра в любовь и я не требовал от этих женщин ответного чувства, я любил их тела, но не желал затрагивать душ. Душа же моя ждала Бэртраду. Я хотел быть достойным ее, хотел стать графом. Его милость Эдгар граф Норфолк — это звучало великолепно!

Меня вновь звали дела и я отправлялся в путь. У меня была моя свита и когда я объезжал Норфолк, вид у меня был, как у настоящего лорда. Эти земли только начинали оживать после мятежей и войн. Норманнов тут встретили сурово, и саксы жестоко поплатились за это. До сих пор тут и там виднелись развалины прежних саксонских бургов, наполовину заросшие травой и ежевикой. Однажды я издали видел знаменитую кремневую башню вождя саксов Хэрварда Вейка. Саксы гордились его памятью, но я дал себе слово, что пока я жив и у власти, не позволю раздорам вновь принести смерть и разруху в Норфолк.

Как я вскоре понял, это совсем не просто.

Самые упрямые из саксов продолжали воспитывать сыновей в старых традициях. Они не признавали никаких нововведений, гордились былой славой и мечтали возродить прежние обычаи и свободы. И на меня, как на оказавшегося у власти сакса, они имели определенные виды.

Кое-кто из старой саксонской знати навещал меня во время моих наездов в Незерби. Смотрелись они живописно, однако мне, побывавшему при многих дворах Европы, казались дикими: в меховых накидках, с множеством золотых украшений, в еще дедовских длинных туниках с вышитыми полуязыческими символами. Часто они ходили голоногими, в грубых башмаках, с оплетавшими голени крест накрест ремнями. Они носили длинные бороды и гривы волос, стянутых вокруг чела чеканными обручами наподобие корон. Я в своей нормандской одежде, казался иноземцем среди них. Но я соблюдал старые обычаи и принимал их как и положено высокородному эрлу.[17]Подавал им чашу дружбы до верху наполненную вином, первым делал глоток, дабы удостоверились, что вино не отравлено, а потом ее пускали по кругу, отпивали по глотку, клянясь друг другу в вечной дружбе.