Читать книгу "Принцесса викингов - Симона Вилар"

Эмма ощутила огромную радость, когда узнала, что Белая Ведьма наконец-то покинула Руан.

– Похоже, что я победила, – сказала она тогда своему отражению в зеркале.

Однако Снэфрид оказалась сильной соперницей. И вот теперь, когда Эмма проводила дни в одиночестве, удрученная пренебрежением Ролло, Снэфрид наслаждалась его любовью в своей башне. О, недаром он бросился к ней, едва его драккар коснулся берега в порту Руана!

– Он и думать забыл обо мне! А я… я…

Ролло не явился и на третий день. Всеми делами в городе заправлял его брат, и конунг мог спокойно предаться отдыху.

Эмма дрогнула. Если в предыдущие дни она справлялась с тоской, держась на людях ровно и весело, то теперь ее обида и раздражение буквально выплескивались наружу. Она стала резка с Атли, плач маленького Вульфрада, которого Сезинанда внесла в трапезную, выводил ее из себя, за обедом Эмма едва прикоснулась к пище: сидела, кроша хлебный мякиш в кубок, с безучастным лицом.

Одна из кухарок осмелилась осведомиться, что не по вкусу госпоже в ее стряпне. В ответ Эмма запустила в прислугу тарелкой, которая разлетелась вдребезги вместе с содержимым, вызвав оживление среди вертевшихся между столами псов.

– Кто впустил собак? – сердито вскричала Эмма. – Я ведь велела не пускать их дальше передней! Не терплю, когда в покоях разит псиной!

Воцарилось изумленное молчание. Все взгляды были устремлены на нее. Эмма встала, отшвырнув тяжелое кресло, и вышла на тянувшуюся вдоль всего фасада здания галерею. Каждая колонна из числа поддерживающих круто изогнутый свод была покрыта затейливой резьбой – спиралевидной, кольцевой, шахматной или, наконец, причудливым цветочным орнаментом. В самом конце галереи располагалась старая, абсолютно гладкая колонна с сильно растрескавшейся абакой[12]. Доходя до нее, Эмма видела хозяйственные постройки епископского дворца, каменную кладку стены, слышала кудахтанье кур и фырканье лошадей, которых стражники гоняли на корде. Внезапно она заметила, что Беренгар выводит из конюшни ее буланую кобылу Ригунту. Прислонясь плечом к колонне, Эмма наблюдала, как лошадь вскидывает задом и пытается встать на дыбы, оглашая двор неистовым ржанием. Эмма уже давно не выезжала, Ригунта застоялась и теперь давала выход накопившейся энергии. Наконец лошадь утихомирилась и легко, будто и не касаясь копытами земли, двинулась по кругу. Солнечный свет заскользил по сильным мускулам под холеной песочно-желтой шерстью, на которой отчетливо проступал темный ремень, тянувшийся вдоль хребта. Лошадь фыркала, потряхивая длинной гривой, ее угольно-черный хвост развевался. Следя за плавными, полными грации движениями сильного животного, Эмма невольно успокаивалась, вспоминая, как много времени ей пришлось провести с Ригунтой, чтобы приучить ее к себе, самой кормить, чистить ее, пока лошадь не привыкла к ней настолько, что начинала приветливо ржать, едва заслышав голос хозяйки. Эта кобылица была одним из подарков Ролло – и с нею у девушки были связаны самые приятные воспоминания.

Все началось в тот день в начале весны, когда Ролло прискакал на своем вороном, захваченном в набеге на лесное аббатство, и спросил, не желает ли Эмма отправиться с ним.

– Что? – опешила девушка, которую после второй попытки похищения охраняли особенно строго, неохотно позволяя покидать пределы острова на Сене, где располагалось аббатство Святого Мартина.

– Я говорю, не желаешь ли ты поехать со мной, – оглаживая разгоряченного коня, с улыбкой спросил Ролло.

– Но куда же?

Ролло рванул повод гарцующего жеребца.

– Я спрашиваю: желаешь или нет?

– Разумеется, нет, – отвечала Эмма, однако ее улыбка и сияющие глаза говорили совсем иное.

Тогда конунг легко склонился с коня и, подхватив ее, усадил в седло перед собой.

Это был восхитительный день! Легкое весеннее солнце пронизывало их насквозь. С холмов долетали звуки пастушьего рожка; отощавшие после голодной зимы коровы, постукивая боталами, жадно паслись на первой траве; ветер нес запахи унавоженной земли с полей. Ролло мчался как ветер, его свита растянулась позади длинной цепью.

Конунг указывал девушке на все, что считал достойным внимания. Они побывали у старых каменных башен, построенных еще императором Карлом Лысым, в которых теперь располагались норманнские крепости. Вокруг каждого из таких укреплений выросли небольшие городки, где рядом с воинственными пришельцами прекрасно уживались франки. За пределами Руана норманны куда лучше владели языком покоренного народа, а браки между ними и местными женщинами стали самым обыденным явлением. Даже названия новых поселений являли собой причудливую смесь скандинавского и галльского наречий – Танкарвилль, Амфвилль, Бекдаль, Эльбе и тому подобное.

От множества новых впечатлений Эмма чувствовала себя совершенно утомленной, когда вечером они возвратились в Руан.

– Что ты думаешь об этом, Эмма? – спросил Ролло, когда перед ними уже высились городские стены.

– Что ты так же вез меня, когда похитил у герцога Роберта, – ответила она.

Ролло коротко вздохнул, но продолжил:

– Я имел в виду, когда спрашивал, то, что ты увидела сегодня.

– Разве мое мнение так уж важно для гордого Ру?

– Почему бы и нет? Сегодня я показал тебе, что не только франки могут быть добрыми правителями в былых владениях Карла Великого.

– Император Карл оставил земли своим потомкам, а что до вас, завоевателей, то он предрек, что вы станете величайшим бедствием для его державы.

– Не спорю. Карл был великим правителем, но и он мог ошибаться. По крайней мере его потомки сделали все, чтобы разрушить то, что он создавал на протяжении всей жизни. И если бы он сейчас восстал из могилы, то не узнал бы собственной империи.

Эмма уже давно перестала удивляться неожиданным познаниям Ролло. В отличие от младшего брата, он не владел грамотой, но жажда знаний и удивительная память помогали ему запоминать все, чем он хотя бы раз заинтересовался.

Копыта коней прогрохотали по настилу моста, и Ролло вдруг умолк. Его руки, бережно обнимавшие ее, разжались. Не отрываясь, Ролло глядел на широко распахнутые ворота Святого Мартина, где толпились какие-то норманны.

– Что вы здесь делаете, Орм? – на норвежском спросил он у мрачного вида воина, удерживавшего под уздцы белого коня под богатым седлом, украшенным серебряными кистями. Тот ответил знаками.

Эмма вздрогнула, узнав лошадь супруги Ролло. Вот в чем дело! Внезапно и сама она ощутила глухое волнение, услышав, что Снэфрид явилась, чтобы навестить Атли Нормандского. Ей было известно, что Лебяжьебелая и Атли отнюдь не являются друзьями, к тому же за все время, что Эмма провела в аббатстве Святого Мартина, жена Ролло ни разу не появлялась там.

Снэфрид и Атли стояли на ступенях, ведущих на галерею. И если Снэфрид невозмутимо осталась на месте, то Атли кинулся к ним едва ли не бегом.