Читать книгу "Владимир Мономах. Между историей и легендой - Дмитрий Боровков"

Судя по всему, Мономах не слишком жалел о содеянном, если принимать во внимание безразличный тон, каким он описывает это событие. Но важнее то, что этот поход вскрыл глубинные противоречия между соправителями Русской земли. «Святополк же и Владимир послали к Олегу, веля ему идти на половцев с ними. Олег же, обещав и выйдя, не пошел с ними в общий поход. Святополк же и Владимир пошли на вежи, и взяли вежи, и захватили скот и коней, верблюдов и челядь, и привели их в землю свою. И стали гнев держать на Олега, что не пошел с ними на поганых. И послали Святополк и Владимир к Олегу, говоря так: «Вот ты не пошел с нами на поганых, которые губили землю Русскую, а держишь у себя Итларевича – либо убей, либо дай его нам. Он враг нам и Русской земле». Олег же не послушал того, и была между ними вражда»[158].

Этот рассказ до некоторой степени может объяснить, почему столь вероломный поступок был совершен в отношении Итларя и Кытана. По-видимому, Итларь был союзником Олега Святославича, в заложники которому отдал своего сына. Превентивный удар по Итларю, разработчиками которого были приближенный Владимира Мономаха Ратибор (возможно, бывший посадник в Тмутаракани) и приближенный Святополка Изяславича Славята, в этом случае мог быть ударом и по Олегу Святославичу, который, проигнорировав требование двоюродных братьев, продемонстрировал свои стратегические приоритеты. Ответом на столь вызывающий поступок могло быть только объявление войны.

В «Поучении» Мономах пишет: «И ходили мы к Стародубу на Олега, потому что он был близок к половцам», однако в летописи под 6604 (1096/97) г. дан более подробный рассказ об этих событиях: «Святополк и Владимир послали к Олегу, говоря так: «Приди в Киев, да заключим договор о Русской земле перед епископами, и перед игуменами, и перед мужами отцов наших, и перед людьми городскими, чтобы оборонили мы Русскую землю от поганых». Олег же, исполнившись дерзких намерений и высокомерных слов, сказал так: «Не пристойно судить меня епископу, или игуменам, или смердам». И не захотел идти к братьям своим, послушав злых советников».

Отказ Олега после всех его действий на Руси в союзе с половцами в целом понять можно. Поскольку это между-княжеское соглашение должно было носить публичный характер, черниговский князь имел основания опасаться, как бы переговоры в Киеве при таком количестве участников не переросли в процесс против него. Но решение, выраженное в столь категоричной форме, было равносильно окончательному разрыву отношений между братьями.

Святополк и Владимир сказали ему: «Так как ты не идешь на поганых, ни на совет к нам, то, значит, ты злоумышляешь против нас и поганым хочешь помогать, – так пусть Бог рассудит нас». «И пошли Святополк и Владимир на Олега к Чернигову. Олег же выбежал из Чернигова месяца мая в 3-й день, в субботу. Святополк же и Владимир гнались за ним. Олег же вбежал в Стародуб и там затворился; Святополк же и Владимир осадили его в городе, и бились крепко осажденные из города, а те ходили приступом на город, и раненых было много с обеих сторон. И была между ними брань лютая, и стояли около города дней тридцать и три, и изнемогали люди в городе. И вышел Олег из города, прося мира, и дали ему мир, говоря так: «Иди к брату своему Давыду, и приходите в Киев на стол отцов наших и дедов наших, ибо то старейший город в земле во всей, Киев; там достойно нам сойтись на совещание и договор заключить». Олег же обещал это сделать, и на том целовали крест».

Однако проблемы Мономаха и Святополка на этом не кончились. Пока они воевали с Олегом Святославичем на территории Черниговской земли, в окрестностях Киева появился половецкий хан Боняк, разоривший резиденцию киевских князей в Берестове, а окрестности Переяславля за последнюю неделю мая 1096 г. половцы подвергали опустошению дважды: сначала это сделал хан Куря (24 мая), а затем Тугоркан, который осадил город (31 мая). По всей видимости, мощный всплеск половецкой агрессии являлся ответом на убийство Итларя и Кытана несколькими месяцами ранее, так что союзникам следовало принять решительные меры.

Чтобы разблокировать Переяславль, Святополк и Владимир пошли на Тугоркана по правой стороне Днепра, затем переправились через брод у Заруба и двинулись к городу, «горожане же, увидев, рады были и вышли к ним, а половцы стояли на той стороне Трубежа, тоже исполчившись. Святополк же и Владимир пошли вброд через рубеж к половцам, Владимир же хотел выстроить полк, они же не послушались, но поскакали на конях на врага. Увидев это, половцы побежали, а наши погнались вслед воинам, рубя врагов. И содеял Господь в тот день спасение великое: месяца июля в 19-й день побеждены были иноплеменники, и князя их убили Тугоркана, и сына его, и иных князей; и многие враги наши тут пали. Наутро же нашли Тугоркана мертвого, и взял его Святополк как тестя своего и врага, и, привезя его к Киеву, похоронили его на Берестовом, между путем, идущим на Берестово, и другим, ведущим к монастырю», – писал печерский летописец.

Победа на Трубеже не могла спасти от разорения окрестностей Киева, у которого вновь появился хан Боняк. Масштаб учиненных им опустошений помогает понять рассказ летописца, ставшего очевидцем этих событий: «…20-го числа того же месяца в пятницу, в первый час дня, снова пришел к Киеву Боняк безбожный, шелудивый, тайно, как хищник, внезапно, и чуть было в город не ворвались половцы, и зажгли предградье около города, и повернули к монастырю, и выжгли Стефанов монастырь, и деревни, и Германов. И пришли к монастырю Печерскому, когда мы по кельям почивали после заутрени, и кликнули клич около монастыря, и поставили два стяга перед вратами монастырскими, а мы бежали задами монастыря, а другие взбежали на хоры. Безбожные же сыны Измаиловы вырубили врата монастырские и пошли по кельям, высекая двери, и выносили, если что находили в келье; затем выжгли дом святой владычицы нашей Богородицы, и пришли к церкви, и зажгли двери на южной стороне и вторые – на северной, и, ворвавшись в притвор у гроба Феодосиева (Феодосия Печерского, останки которого в 1091 г. были перенесены из пещерного некрополя, где покоились с 1074 г., в храм. – Д. Б.), хватая иконы, зажигали двери и оскорбляли Бога нашего и закон наш. Бог же терпел, ибо не пришел еще конец грехам их и беззакониям их, а они говорили: «Где есть Бог их? Пусть поможет им и спасет их!» И иные богохульные слова говорили на святые иконы, насмехаясь, не ведая, что Бог учит рабов своих напастями ратными, чтобы делались они как золото, испытанное в горне: христианам ведь через множество скорбей и напастей предстоит войти в царство небесное, а эти поганые и оскорбители на этом свете имеют веселие и довольство, а на том свете примут муку, с дьяволом обречены они на огонь вечный. Тогда же зажгли двор Красный, который поставил благоверный князь Всеволод на холме, называемом Выдубицким: все это окаянные половцы запалили огнем»[159]. По всей видимости, Боняку удалось покинуть территорию Киевской земли безнаказанным, так как в «Поучении» Мономаха вслед за сообщением о походе на Олега Святославича говорится: «И на Буг ходили со Святополком на Боняка, за Рось»[160].