Читать книгу "Эволюция Бога. Бог глазами Библии, Корана и науки - Роберт Райт"

Даже в тех случаях, когда соблюдение древних нравственных правил не обеспечивалось надзором свыше, оно могло иметь религиозный аспект. Египетские «Поучения Птахотепа», сборник наставлений для юношей из высших классов, не подкрепляли предписания санкциями, но поскольку его авторитетный автор, Птахотеп, был посмертно причислен к богам, его поучения выглядели убедительнее, чем тексты книг по самосовершенствованию. Более того, они опирались на египетские метафизические и религиозные концепции, такие, как ка – дух или душа человека. Например: «Не делай никому зла, ни большого, ни малого, – оно ненавистно ка»38.

В этом не следует усматривать ничего неожиданного. Мы видели, что даже в полинезийских вождествах религия начала прибегать к нравственным санкциям в ответ на проблемы поддержания порядка в более широких и менее управляемых сообществах, нежели деревня охотников-собирателей. В древних городах, численность населения в которых иной раз достигала сотен тысяч человек, подобные трудности только нарастали. Поэтому у религий, побуждающих людей быть внимательными к окружающим – в результате чего в городе становилось больше порядка, – появлялись конкурентные преимущества перед религиями, которые ничего подобного не делали39. Изображение древних богов как защитников порядка от сил хаоса и вместе с тем удобных в политическом отношении для элиты в этом смысле было точным. Боги – или, по крайней мере, вера в них – оберегали древние цивилизации от сил беспорядка, на самом деле представлявшего угрозу для сложных социальных организаций.

Здесь, как и в полинезийских вождествах, залогом сохранения порядка в обществе было обуздание своекорыстия. Тот, кто хотел избежать болезней, преждевременной смерти и мелких бед, кто не желал навлекать на себя позор, предписанный повелением свыше, кто стремился поддерживать в нормальном состоянии свой ка, должен был вести себя так, чтобы способствовать социальной сплоченности, следовательно, быть внимательным и любезным к людям в ближайшем окружении.

А как же люди из других городов, других государств, других сообществ – люди с иными убеждениями и кожей иного цвета? Существовали ли хоть какие-нибудь причины не делать зла им, не отнимать у них землю и не убивать? Зачем религии понадобилось расширять сферу действия нравственных соображений? Откуда исходило это высшее вдохновение? Из фактов, имеющих место на земле.

Боги как геополитический лубрикант

Месопотамия на заре своей истории была совокупностью городов-государств. В большинстве таких городов находился центральный храм, посвященный единственному доминирующему божеству: Энлилю в Ниппуре, Энки в Эриду40. У отдельных городов было два бога-покровителя, например, в Уруке, где Ан (Ану) делил пьедестал с Инанной, неизменно радующей его спутницей41. В каждом храме также были малые боги – родня верховных богов, их советники и прочие помощники.

Эти города еще не были объединены и не имели единой региональной власти. Но к началу III тысячелетия они вступили во взаимоотношения, представляющие собой комбинацию торговли и войны. По мере повышения осведомленности перед ними встал вопрос, с которым часто сталкивались государства, вынужденные соседствовать в тесном мире: как относиться к богам друг друга? Как воспринимать конкурирующие претензии на религиозную истинность?

Как нам известно, ответ нашелся: благосклонно, отчасти потому, что эти претензии не воспринимались как конкурирующие. Эти люди были политеистами. Для политеиста не существует ограничений в количестве богов, следовательно, нет и естественного стремления при встрече с другими людьми оспаривать существование чужих богов. Более того, чтобы отношения с этими людьми были плодотворными – если с ними ведется торговля или заключен военный альянс, – выгодно выйти за рамки толерантности и подтвердить, что веришь в их богов. И, возможно, эти люди ответят тем же.

По-видимому, именно это и произошло в Древней Месопотамии: верховные боги разных городов образовали признанный во всем регионе пантеон. В сущности, это был даже не пантеон, а клан. Божества разных городов были связаны друг с другом кровными узами, за тысячелетие жители городов успели согласовать детали божественного генеалогического древа42.

Боги придерживались приблизительного разделения труда. Верховный бог одного города символизировал солнце, другой – силу, содержащуюся в зерне, третий (а именно Инанна) олицетворял любовь, и так далее. Поскольку всем в Месопотамии требовалось солнце, зерно и любовь, это означало, как выразился археолог У.Г. Ламберт, что «жизнь каждой общины зависела от большинства, если не от всех богов страны»43.

Словом, по мере того как города Месопотамии оплетала паутина взаимных связей и обязанностей – они нуждались друг в друге как торговые партнеры, а иногда – военные союзники, – эта взаимозависимость в реальном мире находила точное отражение на высшем, божественном, уровне. В результате этого отражения боги сделали шаг к универсализму, расширению сферы их влияния от единственного города до Месопотамии в целом. Благословение некогда провинциального бога зерна теперь распространялось на все месопотамское зерно. Иногда религию воспринимают как помеху для согласия между народами в тесном мире, но ей вовсе не обязательно быть таковой.

Разумеется, все это можно изложить и более циничным образом. Допустим, вы – правитель некоего города, который желает торговать с правителем другого города. Вам известно, что его положение на местном уровне неразрывно связано с положением верховного бога его города; как правитель он следит за состоянием храма этого бога, который таким образом служит витриной и для самого правителя, и для бога. Более того, жрецы храма – крупные игроки на экономическом поле и скорее всего отчасти контролируют торговлю между городами, в которой вы не прочь участвовать. Следовательно, меньше всего вам надо проявлять непочтительность к чужому богу: от вас требуется в первую очередь признать его. Так широту теологических взглядов можно свести к экономической выгоде. Поскольку благодаря торговле выигрывают обе стороны – потому что экономическое взаимодействие относится к играм с ненулевой суммой, – два некогда чуждых божества могут найти точки соприкосновения. То же самое происходит и в случае военного альянса или любой другой игры с ненулевой суммой, в которую один правитель готов сыграть с другим: из корыстных интересов и осведомленности может возникнуть межрелигиозная гармония.

Но это не значит, что подобная гармония есть результат сознательного расчета. Своекорыстие может незаметно вызывать сдвиг наших убеждений; есть свидетельства, что некоторые правители древности действительно верили в чужестранных богов, которых признали. Не означает это и элементарной «эпифеноменальности» религиозных чувств: того, что отражает политическую и экономическую действительность и никогда не влияет на нее. Древнюю Месопотамию, не имеющую общего управления, связало то, что Ламберт назвал «единством культуры» 44, и немалая часть объединяющей силы этой культуры исходила, вероятно, от власти религиозных убеждений. В ту эпоху, когда люди боялись богов и старательно стремились снискать их милость, общий, межгородской пантеон богов, среди которых существовало разделение труда, должен был способствовать укреплению эмоциональных уз между городами. Независимо от наличия или отсутствия веры в то, что эмоциональная сила религии действительно исходит от божества, сама сила реальна.