Читать книгу "Сундук артиста - Алексей Баталов"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потом, в Париже, мне рассказали, что именно этот кусочек Марсо попросил показать ему еще раз.
Конечно, я был очень польщен его вниманием, и потом все пересказал Быкову.
Все шло обычным путем, мы с Роланом ездили на показы картины в разные кинотеатры. И вдруг я получил сообщение — на мое имя пришло письмо из Франции от Марселя Марсо.
Я примчался. Мне перевели то, что было напечатано всего на одной страничке, и стали поздравлять. В этом письме Марсо предлагал мне принять участие в его проекте и в качестве режиссера снять картину по произведению Гоголя с ним, Марсо, в главной роли. Представьте себе, чтό в те времена значило такое предложение для начинающего режиссера, да еще — от любимого замечательного актера!
А дальше я что-то делал, работал, но жил только предстоящей встречей с Марсо. Слал письма с рисунками персонажей или костюмов. Получал ответы — тоже с рисунками из «Петербургских повестей». Почти год вот так, от письма к письму, все двигалось и дышало. Он постепенно склонялся к работе в роли героя повести «Нос».
И тут я напоролся на каменную стену государственной власти и Госкино, которые категорически сначала отвергли, а потом просто запретили эту работу. Но самым омерзительным было даже не само запрещение, а форма отказа. Когда я сказал: «Мне стыдно писать, что наше Госкино возражает против того, чтобы Марсо играл русскую классику», — они предложили мне сослаться на болезнь! И чтоб ни слова о Госкино, о запрете! Потом я еще куда-то ходил, просил, надеялся…
Через близких людей Марсо узнал о проволочке с переговорами и, слава богу, сразу понял, что дело не во мне.
Спустя несколько лег, когда мы уже переехали в Москву, у меня появилась возможность побывать в Париже, где я впервые оказался в русском киноклубе «Жар-птица».
С тех пор я, благодаря председателю киноклуба Жаку Масхарашвили и его незаменимой помощнице Альме Артуровне Кессельман, почти каждый год ездил в Париж во главе небольшой группы актеров, которые представляли в этом клубе свои новые фильмы.
Во Франции я снова встретился с Марсо. А однажды, когда мне удалось взять с собой Гитанну, Марсель в свободный день забрал нас в гости, в свой загородный дом, неподалеку от Парижа.
У Гитанны есть пара старинных серебряных шпор, которые ей подарил Марсо. Оказалось, что он видел ее выступление, когда наш цирк приезжал на гастроли во Францию.
А у меня на стене, над маленьким столиком, висит в рамочке фотография, которая запутанным путем, долго путешествуя, все-таки добралась до нашего дома. На ней постаревший, но удивительно приветливо улыбающийся Марсо возле афиши своего вечера, на которой написано: «Шинель».
Так в конце концов он все-таки воплотил и подарил публике наш замысел!
В начале уже упоминалось о съемках картины «Три толстяка», это вторая моя режиссерская работа. Но в отличие от «Шинели», где денег не хватило для того, чтобы снять по-настоящему гоголевский финал, теперь никаких ограничений для создания новой формы не было.
Уже в сценарии, который я писал вместе с братом Михаилом, были заложены многолюдные сцены с множеством персонажей, населяющих книгу Олеши. К счастью, в этой густонаселенной картине согласились участвовать в небольших ролях и даже эпизодах замечательные ленинградские и московские актеры.
А главные детские роли, которые требовали особенной подготовки и внимания, после долгих поисков и проб, достались девочке из Прибалтики Лине Бракните и ленинградскому школьнику Пете Артемьеву.
Здесь я просто обязан низко поклониться моей Гитанне, у которой, кроме меня, появилось еще два ученика: с Петей Гитанна занималась акробатикой, а с Линой, кроме этого, танцами и жонглированием.
Нe могу не сказать и о замечательном дрессировщике Константине Константиновском, благодаря которому были сняты все невероятные эпизоды в зверинце и в парке.
Конечно же, я стремился в каждой сцене найти какое-то забавное, необычное решение, дабы наша картина оставалась увлекательной сказкой.
Больше других досталось актеру Карнаухову, который летал на воздушных шарах над городом, выбивал собой огромное окно во дворце и приземлялся в центр гигантского торта.
Естественно, что для съемок летающего на связке воздушных шаров человека была сделана легкая кукла с лицом актера и в точно таком костюме, в каком играл сам Карнаухов.
Но эта кукла подарила «Ленфильму» международный скандал.
Во время съемок на натуре, в Таллине на берегу Финского залива, во время второго дубля, когда отпустили манекен на шарах, сильный порыв ветра оборвал страховку, и наша кукла стала быстро удаляться в сторону Швеции, а буквально через несколько минут на горизонте появились сторожевые катера пограничников, с которых начали расстреливать наши шары.
Потом, оправдываясь, мы долго объясняли, что это вовсе не преднамеренное нарушение государственной границы, а простые съемки эпизода для фильма.
Но надо же такому случиться, что, когда я работал на этой картине, в Москве умерла Анна Андреевна Ахматова.
Она умерла в подмосковном санатории, где они были с моей мамой. Потом мама рассказала, что Ахматова плохо себя почувствовала, пришла медсестра сделать укол. «Ниночка, здесь нет ничего интересного», — сказала Анна Андреевна, и мама вышла в коридор. После того как медсестра удалилась, мама еще некоторое время постояла в коридоре, чтобы не тревожить Ахматову, а когда вернулась, то Анна Андреевна уже не дышала.
Это произошло утром 5 марта 1966 года.
Хоронили Ахматову 10 марта в Комарове, неподалеку от ее загородной дачи, которую она называла «Будкой».
Задолго до этого Анна Андреевна в стихах подсказала место своего упокоения.
Приморский сонет
И, конечно, на могиле надо было поставить настоящий православный крест. Только благодаря тому, что в мастерских «Ленфильма», где делали декорации, работал замечательный старый мастер, по моей просьбе им был изготовлен, буквально за две ночи, подлинно православный, восьмиконечный крест, собранный, как положено, без единого гвоздя.
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Сундук артиста - Алексей Баталов», после закрытия браузера.
