Читать книгу "Всё, что от тебя осталось - Кати Беяз"

– Воспаление крови? Нечем было промыть раны… – вслух предположил я, неожиданно обнаружив, что язык заплетается.

– На твоих царапинах запекшаяся кровь, но признаков заражения нет, – послышалось в ответ, – хотя, что я тут могу видеть? Нормальный осмотр не помешал бы.

– Может, я умираю?

Этот старик обнял меня и так, будто мы были родственники, заботливо произнес:

– Давай, родной, давай! Иди ради матери. Ради нее иди.

По его команде воспоминания, как ошалелые, забрались в глубины моей памяти и вытащили случай из детства. Теперь совершенно реально мама перебирала мои волосы. Поезд. В окне меняются картинки. Поле, лес, поле, лес. Солнце маячит сквозь листву.

«Мы едем, едем, едем

В далекие края,

Хорошие соседи,

Счастливые друзья.

***

Нам весело живется,

Мы песенку поем,

И в песенке поется

О том, как мы живем.

***

Тра-та-та! Тра-та-та!

Мы везем с собой кота,

Чижика, собаку,

Петьку-забияку,

Обезьяну, попугая –

Вот компания какая!»

Мы смеемся. Она наклоняется совсем близко, и я чувствую ее сладкие цветочные духи.

– Антоша… Антоша… Вставай!!!

Я открыл глаза. Меня тряс Алексей.

Что это было за место? Оно не только убивало, но и приказывало мне о чем думать, не оставляя ни единого выбора. Газ, подавляющий волю?

– Тиопентал натрия? – пробормотал я.

–Что??? – не на шутку обеспокоился Алексей моим бредом.

– Барбитурат в природных условиях? Ох, не думаю, не думаю…

Мало того, что со мной явно происходило что-то не то, я еще и нес полный бред, не в состоянии внятно изложить свои мысли.

– Что ты там вспоминаешь? Это неподходящее место для откровений. Земля мертвых слышит тебя… Постарайся не думать…

Но я уже не слышал его. Голос Алексея заглушился стуком парт. Мои друзья сдвигали столы. Миша принес барбитурат – тиопентал натрия, или сыворотку правды. Его сестра работала в ветеринарной клинике, и он просто выкрал там его. Этот препарат широко использовался как при анестезии, так и в усыплении животных.

Паша хотел первым, но решили начать с меня. Сидя на парте, я держал в руках маленькую колбочку с бледно-желтым порошком. Он растворяется в воде, которую вкалывают внутривенно. Мы были всего лишь десятиклассниками и не умели делать инъекций. Я должен был выдумать себе вторую личность. И, придерживаясь своей истории, занюхнуть один грамм сыворотки правды. Это был серьезный эксперимент, до которого секундное блокирование сонной артерии с последующей отключкой и жевание кактуса Сан-Педро были детской шалостью.

Паша достал чайную ложку.

– В ложке пять грамм, – сказал он и высыпал примерно одну пятую порошка из открытой колбы.

– Тебя страшно пускать в химлабораторию, – заявил Миша, выхватив из его рук чайный прибор.

– Ты чего? – рассердился тот.

– Консистенция, брат, консистенция! Если ты измеряешь сахар, то его кристаллы улягутся пятью граммами, а если соль, то семью. Порошок больше похож на муку, поэтому один грамм будет примерно так.

Он разделил крошечный бугорок ровно надвое и высыпал половину на тетрадный лист. Я взял пустую трубку от шариковой ручки и вдохнул препарат.

Принцип действия барбитуратов состоит в уменьшении скорости, с которой сообщения передаются через головной и спинной мозг. Чем выше доза, тем труднее химическим сигналам передвигаться с одного нейрона на другой. Процесс мышления замедляется до тех пор, пока вы не засыпаете. С тиопенталом это происходит очень быстро.

Хотя сначала тиопентал был предназначен для анестезии, врачи быстро заметили, что в «сумеречной зоне» между сознанием и его потерей пациенты становились разговорчивыми и крайне невоздержанными. Когда действие препарата проходило, они не помнили, что успели наговорить.

Тогда и было решено, что тиопентал натрия может лечь в основу «лекарства истины», необходимого на допросах. Но действует ли он на самом деле? Это мы с моими друзьями-химиками и пытались проверить.

Я решил, что попробую последовательно придерживаться такой выдумки: я – Юрий Гагарин, российский космонавт.

Приняв даже очень маленькую дозу, я моментально почувствовал легкое головокружение и опьянение. Мне пришлось прилечь на сдвинутые парты. Однако меня пока что совсем не клонило к разговору.

Барбитурат в своем действии очень схож с алкоголем. Алкоголь – это анестетик, подавляющий некоторые наши высшие центры, например кору головного мозга, где преимущественно обрабатываются мысли. Он ослабляет контроль за поведением и одновременно замедляет мышление, отчего мысли теряют ясность. Римский историк Тацит говорил, что в германских племенах на важные совещания следовало приходить пьяным, ибо считалось, что так люди не смогут умело лгать. По одной из теорий, прочитанных нами, говорилось, что так же действует и тиопентал натрия. Поскольку обманывать в целом сложнее, чем говорить правду, то следует подавить высшие корковые функции, и человек будет склонен к правде – только потому, что так проще.

Не уверен, что ложь под влиянием небольшой дозы тиопентала, что всосалась слизистой моего носа, можно было считать умелой, но врать я пока мог.

– Кто ты такой? – спросил Паша.

– Я космонавт, Юрка Гагарин, ха-ха-ха! Всемирно известный человек!

– Куда вы летали в этом году?

– Да так, кругами летали… по орбите вокруг Земли, ха-ха-ха!

Мне казалось, я просто блещу остроумием и все сейчас должны угорать со смеха. Вряд ли убедительно, но я еще как-то держался за свою выдумку.

Тут вещество впиталось полностью, и я неожиданно почувствовал беспокойство. Был риск, что я ляпну что-то такое, о чем совсем не хочу сообщать миру. Однако, уверенный в своей способности врать дальше, я дал знак задавать вопросы.

Вдруг что-то произошло. Словно приливной волной на меня налетело опьянение, но уже через секунду все прошло, и я почувствовал больше трезвости, больше контроля над ситуацией, чем до приема вещества. Тем удивительнее было то, что произошло дальше. Я смотрел в белый потолок с навесными лампами и слушал Мишин вопрос:

– Как зовут твоих друзей космонавтов?

На этот раз у меня не было никаких сомнений, что у меня никогда не было ни одного друга космонавта!

– Так как же так получилось, что у самого Юрия Гагарина нет в друзьях космонавтов?

– У Гагарина, может, и есть, а у меня точно нет, – уверенно заявил я.

– А кто ты такой? Разве тебя зовут не Юра?