Читать книгу "Песнь Серебряной Плети - Бранвена Ллирска"

— А ты? — разозлилась Фэй. — Тебя ж не «сгрызли»!

Лошадка расплылась в новой белозубой ухмылке:

— А у меня им-мунитет! Особливо, когда я подвыпимши. А подвыпимши я, считай, всегда-сь.

— Ну а вдруг у него тоже? — не сдавалась Фэй.

— То навряд ли. Только, ежели он тож агишки. А, был бы он агишки, ты б не спрашивакала, кто я, — резонно рассудил оборотень. — Сказанёшь же ж: кэльпи! Я чё, бычара какой?

Фэй бессильно вздохнула:

— Ладно, ладно, просто покажи мне куда идти.

— Я почем знаю? — искренне недоумевая, тряхнул мохнатой челкой агишки. — То ж зелёновые бабы! И они видывали, как я тебя поволок. Так что все давно попутали!

— В смысле? — уже близким к отчаянию голосом, переспросила Фэй.

— Блудят они, разумеешь? Заблуждакают, то бишь, ну.

— С дороги сбивают, — обреченно перевела Фэй.

— Агась, с нее.

В общем, выходило, что отыскать Киэнна у нее нет ни одной реальной возможности. По крайней мере, если то, что говорит агишки — правда. А чтобы врать, он как-то слишком нелеп и примитивен. На душе у Фэй сделалось горько, гадко и тоскливо, и казалось — весь сладостный нектар Маг Мэлла не в силах заглушить эту горечь. Разбитая и измученная, Фэй все же упрямо поднялась на ноги, собирая в кулак остатки воли и мужества. Потому что, когда болтаешься на страховочном тросе над бездной, самое скверное, хотя и столь желанное — просто сдаться и начать падать.

— Спасибо… агишки. Но я все-таки… попробую.

— Ну, бывай.

И грозный водяной монстр равнодушно потрусил прочь. «Кажется, этот мир еще более непредсказуем, чем легендарный агишки», — мелькнуло в голове у Фэй.

Следов от ног-копыт с виду довольно грузного водяного фейри на мягком грунте и впрямь почти не осталось. Было это делом рук глейстиг или какой-то колдовской особенностью этого мира? Фэй присмотрелась: по мере того, как агишки удалялся, примятая трава пружинисто распрямляла зеленые спины, а отпечатки, оставленные в земле, разглаживались, точно лошадка-оборотень топала по зыбкой поверхности воды, а вовсе не по плотному дерну да глине. Ненароком обломанные тонкие ветви также живо вырастали вновь, те же, что остались лежать под ногами — таяли, рассыпаясь золотистой пылью. На всякий случай Фэй попробовала тяжело вдавить в грунт собственную босую ногу, поелозила ступней по дернине, пнула мелкий, принарядившийся в ярко-зеленую шубейку мха камешек. Почва была мягкой, как шелковый персидский ковер. След остался. Но через несколько мгновений растворился, как и не бывало, а обиженный камешек улиткой переполз на прежнее место, встряхнулся и, как ей показалось, даже чуть слышно фыркнул. Фэй вздохнула. Кажется, у Гензеля и Гретель не было бы здесь ни малейшего шанса

Из кружевного ольшаника справа выпрыгнул взъерошенный ветер, хохотнул в лицо, дернул за волосы, как влюбленный мальчишка-третьеклассник, помчался вдогонку за прытким мотыльком… Ткнулся невидимым носом в высокие сосны, сорвал с коры смолистый аромат, развернулся на каблуках, принести гостинцев… Но вместо них приволок откуда-то отголосок протяжного воя. Похоже на одинокого волка. «Интересно, насколько дружественна здешняя фауна?» — озадачилась девушка-подменыш. Впрочем, насчет «одинокого» она точно промахнулась: выдержав почтительную паузу, призывному кличу вожака ответило эхо еще нескольких голосов. И в их хриплом, срывающемся на самых высоких нотах вопле слышалась отнюдь не волчья тоска, а почти человеческая ярость, ненависть, ликование и ненасытная жажда крови.

В то же мгновение Фэй почуяла за спиной оглушительный топот. Агишки мчался на всех четырех, и руки его внезапно перестали быть руками, а вместо ладоней красовались мощные плоские копыта. Тело оборотня стремительно росло, бока округлялись, шея и лицо, все больше напоминавшее лошадиную морду, вытягивались и темнели.

— Ежели хошь жить — скакай на меня! — проорал человекообразный конь, и едва не сбив девушку с ног, боднул ее широким лбом. — То вервульфы. Волкачи. И они чуют дичину!

Оборотни. Чудовищные волки с разумом человека и силой зверя. Кровожадные демоны, собратья орков и гоблинов… В голове всё снова смешалось. Но ведь сесть верхом на агишки — верная смерть. Если не сожрут вервольфы, сожрет он…

В сизой от призрачного света луны темноте леса промелькнули горбатые, взлохмаченные спины двуногих волков…

Фэй и опомниться не успела, как оказалась сидящей на гладком лошадином крупе, вцепившись в длинную волнистую гриву, в то время как обезумевший от страха ирландский водяной, диким галопом ломился куда-то через заросли, прочь от воющей смерти.

Глава 10. Лакомство

После того, как Киэнн прошел проклятущий лабиринт в третий раз, колени у него дрожали от напряжения, кровь в висках лупила так, будто сам великий Бонзо выдавал там свое коронное соло на ударных, а перед глазами плыли ярко-малиновые круги. Наверняка, это не было никак связано с тем, что якобы происходит в Кэр Анноэт каждую седьмую ночь. Во всяком случае, Киэнн старательно убеждал себя в этом. В конце концов, у него предостаточно причин, чтобы чувствовать себя хреново. Но все, что не убивает тебя, просто выжидает более удобного случая. Ну, или, может быть, в конечном счете, и впрямь делает тебя сильнее.

Войдя в зал с костяным канделябром (который он мысленно окрестил «сучьим выменем»), Киэнн почувствовал, как земля медленно уходит у него из-под ног. «Вот дерьмо! Я буду долго смеяться, если сдохну в двух шагах от выхода». Но дело было определено не только в физическом и эмоциональном истощении — в Кэр Анноэт действительно что-то происходило. Дробленый лед, ранее лишь едва заметно покалывавший босые ступни, таял, превращаясь в жидкую, обжигающе-холодную кашу. С противным хлюпаньем она жадно заглатывала стопу при каждом шаге, и все неохотнее выплевывала обратно. Ледяная жижа вовсе не походила на обычную болотную грязь, но была скорей схожа с липкой густой слюной рептилии, дрожавшей на полу огромными ртутными каплями. Кожу она не пачкала вовсе (ну, или разглядеть пятен Киэнну не удавалось), только кровь, неведомо по какой причине, все больше отливала от пальцев ног, вызывая холодное онемение.

Киэнн умудрился проковылять больше половины пути, когда споткнулся и упал в первый раз. Вот тут ему сделалось по-настоящему жутко. Потому что вблизи эта прозрачно-серебристая слизь вовсе не казалась губительным ядом. Напротив: она влекла и манила всей сладостью бытия, как, должно быть, медвяная роса на листьях растения-хищника непреодолимо влечет беспечную муху.

— Ну уж дудки, госпожа Росянка, я сегодня не обслуживаю! — проворчал под нос Киэнн, с усилием высвобождая увязшую в ароматном клею ладонь.

Правая рука, которая едва начала обретать чувствительность, вновь отнялась. Уши Киэнна различали, как по стенам темницы сбегает, сочась из невидимых щелей, та же смертоносная жидкость. Под ногами она поднялась с прежнего уровня, едва покрывавшего щиколотки, почти до самых колен. И какого хрена тебя дернуло выпихнуть вперед эту дуреху? К утру ее все равно сожрут тролли. А не сожрут, так до смерти затрахают.