Читать книгу "Белое дело в России. 1920–1922 гг. - Василий Цветков"

Политический кризис конца 1919 г., вызванный падением Омска, привел к «административной революции», ориентированной на сотрудничество с общественностью (в том числе – с оппозиционной). Но, меняя курс, белая власть не учла степени потенциального недоверия к своей политике. Кадеты и правые общественно-политические структуры в той или иной форме (вплоть до создания добровольческих дружин Святого Креста) поддерживали Российское правительство, но правоцентристская общественность оказалась недостаточно сплоченной и влиятельной. Левые же и левоцентристские группы (эсеры, кооператоры, областники) не только не стремились к сотрудничеству с властью, но, напротив, готовились к вооруженному мятежу (оправдывая его, в частности, местью за переворот 18 ноября). Получался парадоксальный и во многом порочный круг. Чем больше правительство говорило об «отказе от диктатуры» и «союзе с демократией», тем сильнее становились позиции противников «колчаковщины» среди «общественности», видевших в «административной революции» проявление слабости власти, тактические уступки, а не искреннее стремление к переменам. Еще один, во многом парадоксальный, замкнутый круг заключался в стремлении Российского правительства обеспечить «прочность власти» путем «сближения с народом», реформирования системы управления посредством осуществления принципа «разделения властей» (применительно к власти военной и гражданской). Однако на практике чем больше говорилось и делалось для того, чтобы «власть военная подчинялась власти гражданской», тем слабее становились белый фронт и тыл, усиливалась борьба за власть. Подтвердился тезис об опасности политических перемен в тылу во время неудач на фронте.

Была ли ошибкой «административная революция»? С точки зрения тактики «борьбы с большевизмом» в условиях Сибирского Ледяного похода, когда каждая незначительная ошибка вела к значительным неудачам, потере времени и инициативы, политические преобразования оказались вредными. Гораздо эффективнее становились бы укрепление власти, ее централизация, вплоть до единоначалия. К этому решению пришли как деятели Российского правительства (создав Троекторию), так и сам Колчак (учреждая Верховное Совещание и передавая атаману Семенову чрезвычайные полномочия в области управления Российской Восточной окраиной). Однако с точки зрения долгосрочной стратегии – союз власти и общества, взаимное доверие военной и гражданской власти были необходимы для обеспечения единства фронта и тыла Белого движения. Без достаточной «народной поддержки» становилась очевидной невозможность опоры лишь на армию, обескровленную потерями во время боев на Урале и в Западной Сибири.

Конец 1919 г. в истории Белого движения на Востоке России характерен образованием целого спектра управленческих систем: от представительно-парламентской (Всесибирский Земский Собор) до уже апробированной диктаторской (чрезвычайные полномочия атамана Семенова). При этом действующей оставалась и прежняя, хотя и реформированная, модель Российского правительства (Верховный Правитель – Совет министров), основанная на «Конституции 18 ноября». Можно предположить, что при стабилизации фронта, остановке наступления Красной армии правительство имело бы возможность упрочить свое положение и получить искомую поддержку «общественности» (прежде всего правой и правоцентристской). Левая, «непримиримая» оппозиция, парализованная результативной работой контрразведки, оказалась бы расколотой, и часть ее (как это уже было после «переворота 18 ноября») неизбежно бы вернулась на путь сотрудничества с властью, принимая участие в работе Земского Совещания и впоследствии созданного законодательного органа. Восстановление единства Российского правительства, совместная, а не раздробленная пространствами Транссиба работа Верховного Правителя и Совета министров укрепили бы исполнительную вертикаль. Но этого не произошло. Трагедия Белого движения в Сибири заключалась в том, что для осуществления альтернатив требовалось время, которого оно уже не имело.

Реализация любых политических проектов зависела, в конечном счете, от успехов на фронте. По точному замечанию Гинса «правительство волею судеб не только не укрепило своих позиций, но политической бездеятельностью, проистекавшей главным образом из-за невозможности сноситься с Верховным Правителем и доложить ему принятые постановления, усилило общее разочарование. Впрочем, при том положении дел на фронте, которое создалось к началу декабря, политическими реформами можно было только отсрочить, но не устранить крушения власти»[90]. Во многом схожие политические процессы происходили в это же время на белом Юге и Севере России.

Раздел 2

Эволюция политических структур на белом Юге России (ноябрь 1919 г. – март 1920 г.)

Глава 1

«Кубанское действо» и перемены в политической системе Края.

Провал «похода на Москву», поражения ВСЮР в боях на линии Киев – Орел – Царицын и широкое повстанческое движение в тылу («махновщина») осенью 1919 г. привели руководство белого Юга к осознанию необходимости политических перемен для усиления «борьбы с большевизмом». Как и в Сибири, первоначальные преобразования происходили в форме укрепления существующей властной вертикали, приоритета исполнительной власти, военного управления. Одной из основных причин неудач на фронте считалась потеря боеспособности кубанских казачьих частей из-за отступнической позиции части т. н. «самостийных» депутатов Рады. По оценке Деникина, развернутая анти-добровольческая кампания под лозунгами «полного невмешательства главного командования в дела Кубани» помогала большевикам, рассчитывавшим лишить единства южнорусское Белое движение[91].

Истоки противоречий Главного командования ВСЮР со структурами управления Кубанского Края восходят к лету 1918 г. Накануне Второго Кубанского похода из штаба Добрармии было направлено официальное письмо атаману – генерал-лейтенанту А. П. Филимонову, в котором были четко обозначены приоритеты взаимоотношений в сфере «разрешения вопроса об организации вооруженной силы». В принципе данное заявление не выходило за рамки военно-политического соглашения, заключенного еще генералом Корниловым в марте 1918 г., в ауле Шенджий, при объединении Добровольческой армии с Кубанским Правительственным отрядом. Командование Добрармии по-прежнему сохраняло за собой военное руководство, усиленно подчеркивая, что только при восстановлении военного единства возможно политическое сотрудничество: «Местные полки и пластунские дивизии первой очереди, призывавшиеся на службу в мирное время и составлявшие части общегосударственной армии, и теперь должны составить отнюдь не территориальные временные Кубанские войска, а войти в состав Добровольческой армии, выполняющей общегосударственные задачи и составляющей кадр будущей Великой Армии». 3 августа 1918 г., в преддверии созыва Краевой Рады, Деникин выражал уверенность, что местный парламент «создаст единоличную твердую власть, состоящую в твердой связи с Добровольческой армией». Указывались приоритетные направления краевой политики: «Только казачье и городское население Области, ополчившееся против врагов и насильников и выдержавшее вместе с Добровольческой армией всю тяжесть борьбы, имеет право устраивать судьбу родного края. Но пусть при этом не будут обездолены иногородние: суровая кара палачам, милость заблудившимся темным людям и высшая справедливость в отношении массы безобидного населения».