Читать книгу "Ночь падших ангелов - Дарья Кожевникова"

Подобные мысли уже наводили на подозрение о развивающейся паранойе, но ни Ромка, ни Гена не собирались отмахиваться от них: зная теперь, с кем они имеют дело, они предпочитали переосторожничать, чем недостраховаться.

— А я-то надеялся, что эта сволочь давно под арестом, — с чувством произнес Генка, как только продавщица скрылась в своем ларьке. — С реальной перспективой получить хотя бы половину того, что он заслужил.

— Как видишь, не сбылось!

— Вижу. И даже думать теперь боюсь о том, куда тебя занесло! И не превратностями судьбы, а одной только твоей собственной волей дурной!

— А ты не думаешь о том, что судьба дает нам с тобой еще один шанс? Помочь преподобному занять подобающее ему место — в камере, под надежным замком?

— Легко сказать! Да как только сделать?

— Пока не знаю. Но могу сказать одно: если бы я заранее знал, что секту не покинуть так просто, все равно бы своего решения не изменил. И даже рад теперь, что в нее сунулся. Узнал, кто ею заправляет, и теперь вдвойне хочу понаблюдать за тем, что в ней творится!

— Ты смотри только слишком не увлекайся! Не мне тебе рассказывать, чем это может закончиться. Кстати! А как насчет того, что кто-то из нынешних ноздревских боевиков может оказаться тем, кто раньше на Борю работал? Такое очень даже возможно! И вдруг кто-то из них сможет тебя узнать? Вы ведь когда-то довольно тесно общались…

— Сколько с тех пор воды утекло… Да и я сейчас сам на себя не похож. Даже ты вон только что признался, что лишь по голосу меня узнал. Так что… нет, думаю, не стоит этого бояться. Впрочем, даже если кто-то из них и в самом деле меня умудрится узнать, то что? Став инвалидом, я за прошедшие годы вполне мог созреть для осознанного обращения к богу. Как и остальные, кто туда по доброй воле пришел. Ланочка в том числе.

Немного успокоенный Ромкиными рассуждениями, Гена в ответ только вздохнул. Про случайно сделанное открытие — про коварные духи «падших ангелов», Ланочки и ее подруг по несчастью — он предпочел не рассказывать. Решил, что пользы Ромке от этой информации все равно не будет, она ему только душу еще сильнее растравит, и все. Так что, еще немного пообщавшись с Романом под звон периодически падающих в миску монет, Гена предупредил его о том, что однажды от них с Айкой ему могут кинуть записку, завернутую в купюру, — пусть сразу такую вытаскивает и прячет до лучших времен, пока не сможет прочесть. Потом попрощался, поднялся и поплелся прочь, старательно изображая из себя в стельку пьяного. Понес новости Айке, которая с нетерпением их ждала. А Ромка целиком переключился на свою «деятельность».

Теперь, после поддержки, так своевременно оказанной ему Генкиным появлением и разговором, он словно переступил какую-то черту, попав в иное измерение, где ранее казавшиеся невозможными вещи становились вполне по плечу. Хоть и приятнее от этого, конечно, не делались. Но Роман теперь точно знал, что вынесет все, что ни потребуется!

Пользуясь относительным затишьем в потоке людей, он выгреб из миски часть денег, засунул их в специальный карман, сразу ставший ощутимо тяжелым. Надо же! Долго ли он здесь сидит? А накидали-то в миску немало! И вот снова кто-то бросил монету.

— Благослови вас господь! — произнес Роман сердечно и со сдержанным достоинством. И как-то уже привычно. Следовавшая за подателем женщина, услышав это, взглянула на Романа и тоже полезла в сумочку за кошельком. Ее он тоже благословил.

Вечером, когда он передал выручку «бойцам», ожидавшим его в укромном местечке за рынком, в припаркованном микроавтобусе, те удивленно взглянули на него, прикинув вес собранных денег. Но промолчали. Зато отец Никодим не преминул поздравить:

— С почином тебя, сын мой! Я вижу, старался ты от души, — он прикинул на руке Ромкину выручку, теперь целиком ссыпанную из карманов в полотняный мешочек. — Сколько здесь?

— Не знаю, отец мой! — Роман удивленно взглянул на Никодима: не думает ли тот, что он фотографировал взглядом и подсчитывал каждую поданную монетку? Но оказалось, что именно так и следовало поступать. Тут Роман, утомленный тяжелым днем, не выдержал и взбунтовался:

— Отец мой! Я собиратель, а не счетовод!

— Все в деле важно, сын мой, — мягко возразил ему наместник. Но больше не стал настаивать на своем, а просто присоединил Ромкин мешочек к другим, похожим. Только, судя по их объемам, содержащим в себе куда меньше налички.

Ромке оставалось только гадать, с чего бы ему подавали больше других. Место хорошее? Или сыграла роль его подлинная инвалидность, какую при всем желании невозможно подделать? Или его благообразный вид — явно не алкаш, а просто эдакий попавший в трудные условия человек? Да еще и с чувством благодаривший людей? Но в чем бы ни крылась причина, а на душе у Романа было гадостно, оттого что именно он сумел сегодня обмануть большее количество народа, чем другие.

— Стахановец, блин! — процедил он, выехав от отца Никодима и поймав свое отражение в оконном стекле.

С отросшими волосами и бородой, в которых уже пробивалась ранняя седина, а еще исхудавший за последнее время, он выглядел сейчас намного старше своих лет и, надо признать, действительно был весьма харизматичен. Встреть он такого на улице, и сам бы ему подал. Пусть и не последнее, но честно заработанный трудовой рубль, один из многих, которые ручейком потекут на счета Ноздрева.

Роман аж зубами скрипнул от охватившей его злости, вспомнив «преподобного», стоящего на сцене. Есть же такие скользкие твари, которые способны вывернуться буквально из любой ситуации! И, снова удачно устроившись, сосать, сосать из других все, что только возможно…

Осознав, что охвативший его гнев готов исказить лицо, Роман взял себя в руки. И поехал в трапезную, на ужин, уже привычно высматривая Ланочку среди проходящих мимо людей. Хотя теперь и знал, что напрасно. Что там Генка сказал? «У нее режим в корне от твоего отличается»? А ведь верно! Если по ночам она… Ромка предпочел не додумывать до конца эту мысль… Тогда, значит, ложится спать она уже на рассвете и, следовательно, спит, как минимум, до обеда. А с обеда и до заката снова идет в город проповедовать на набережной. Так что если он хочет увидеть ее, то надо попытаться рассчитать, когда это может быть возможно. Учитывая, что сам он теперь будет занят с утра до вечера, без выходных.

При мысли о том, что и завтра ему предстоит такой же тяжелый день, какой он не без труда ухитрился пережить сегодня, и что последующие дни будут ничуть не лучше, Роману захотелось остановиться посреди дорожки и волком завыть. Но он быстро подавил в себе это упадническое настроение, просто запретив себе думать о своих «рабочих сменах», не особо изматывающих физически (хотя неподвижно сидеть целыми днями тоже было не сахар), зато эмоционально способных прямо-таки выпотрошить.

Однако это было то, к чему он с самого начала был готов, да и отступать было поздно. Впрочем, он и не собирался этого делать. Это уж так, накатила внезапная хандра, которую надо просто преодолеть, чтобы не мешала двигаться к цели.