Читать книгу "Корявое дерево - Рейчел Бердж"

Щеки Стига разрумянились, глаза ясны, как небо. Мормор бы понравилось его лицо. И ей очень бы понравился он сам.

– Эй, Марта, лови!

Я поворачиваюсь, и он кидает снежок. Тот пролетает мимо.

– Если хочешь попасть, целься лучше! – кричу я.

Я подбираю пригоршню снега и леплю из него снежок. Когда Стиг наклоняется за новой порцией снега, я бросаю свой снежок, и тот попадает ему прямо в ухо, что весьма удивляет и его, и меня.

– Извини! – говорю я, смеясь.

Стиг потрясает кулаком:

– Ну, держись! – Он хватает с земли пригоршню снега и призывает на помощь свои войска – в данном случае это Гэндальф. – Ты это видел, приятель? – Я поворачиваюсь и взвизгиваю, когда над моей головой пролетает снежок, за которым быстро следует второй. Я несусь прочь, Стиг бросается в погоню. Не в силах догнать меня, он останавливается, чтобы восстановить дыхание.

Я вскидываю руки.

– Ну что, перемирие? – предлагаю я.

Стиг кивает: – Согласен, но только потому, что я джентльмен.

Я ухмыляюсь:

– А не потому ли, что тебе не под силу догнать меня?

Гэндальф трусит, огибая дом, и мы вслед за ним бредем сквозь снег, хотя его навалило, наверное, с полметра. Вид, открывающийся со стороны задней части дома, оказывается еще более потрясающим. Ровное белое пространство тянется до самого леса, и ничьи следы – ни человечьи, ни звериные – не нарушают его ледяного совершенства. Если вокруг и бродит волк, недавно он здесь не проходил.

Ветви елей на опушке леса согнулись под грузом снега – они похожи на королев из волшебных сказок, облаченных в белые шубы с рукавами, на которых сверкают бриллианты. Даже корявое дерево под слоем снега выглядит не таким мрачным. Его вид омрачает мой радостный настрой. Мне совсем не хочется к нему приближаться, но я не могу обмануть ожидания Мормор, подвести ее. Когда мы вернемся в дом, я попрошу Стига перевести мне дневники – возможно, в них найдется объяснение, почему я должна его поливать.

Каркнув, на одну из низко расположенных веток садится ворон – иссиня-черный, он особенно резко выделяется на фоне снега. Он дергает головой, пристально смотрит на меня, затем расправляет крылья, и я вижу на его груди несколько серых перьев. Он выглядит точь-в-точь как тот ворон, которого я видела, когда сошла с парома в гавани Шебны, но зачем ему было следовать за мной сюда?

Стиг бросает снежки и гоняется за Гэндальфом. Я совсем уже было собираюсь позвать его, но останавливаю себя. Скорее всего, он решит, что это мои выдумки. Я поворачиваюсь к дереву спиной и иду прочь, но я совершенно уверена, что этот ворон следит за каждым моим движением. Резкое карканье заставляет оглянуться. Точно, он не сводит с меня глаз.

– Эй, Марта, мой нос все еще находится на моем лице?

– Что?

Подошедший ко мне Стиг тычет себя пальцем в лицо.

– Я так промерз, что мне показалось, что он отвалился.

Я корчу рожу от его глупой шутки, затем нагибаюсь, чтобы слепить еще один снежок. Внезапно ворон устремляется вниз, проносится мимо моей головы, и я в страхе отшатываюсь.

Стиг фыркает от смеха:

– Ты что, боишься птиц?

– Нет, я просто…

Птица возвращается на ту же ветку и каркает опять. И у меня возникает странное чувство, что он хочет что-то мне сказать.

– Пошли! Давай вернемся в дом, пока у меня и впрямь не начали отваливаться части тела! – говорит Стиг.

Я с усилием отрываю взгляд от дерева и бреду сквозь снег вслед за Стигом. Пока мы медленно идем к двери дома, ворон летит над нашими головами, следуя за нами, словно зловещая тень.

Семейные реликвии

В тепле дома мои щеки и нос начинает покалывать. Я собираю дневники и кладу их на стол. Хорошо, что мы пошли гулять вместе – теперь мне легче попросить Стига об одолжении.

– Так вот что ты нашла вчера вечером в сундуке? – Стиг легко тычет кончиком пальца в один из дневников, словно боясь дотронуться до него как следует.

– Ага. – Я стою над ним и складываю тетради в том порядке, в котором хочу попросить его перевести мне их. Сначала дневник Мормор, потом Карины и тетради с рисунками.

Стиг берет первый попавшийся ему под руку бумажный свиток и развязывает бант на ленте, которой он перевязан.

– Что это? Какие-то юридические документы?

– Нет, это личные дневники и рисунки. Семейные реликвии, передававшиеся по наследству.

Стиг разворачивает листок, не обратив внимания на тетради, и у меня вырывается досадливый вздох. Именно на этом листке нарисовано дерево, на нем головой вниз висит человек. Под его головой находится озерцо, на котором начертано множество неизвестных мне символов.

– Хм-м. Похоже, это Один, – говорит Стиг.

– Кто?

– Верховное божество, самый главный бог из тех, в кого верили викинги. Они поклонялись Одину, Тору, Локи и другим богам. В одном из древнескандинавских мифов Один в поисках знаний вешает сам себя на Мировом дереве, и на поверхности колодца появляются руны.

Я склоняюсь над рисунком:

– А тебе известно, что означают эти символы?

Стиг поворачивается ко мне, на лице его написано удивление:

– Разве ты сама этого не знаешь? Ты же носишь один из них на шее.

Я хватаюсь за висящий на шее серебряный амулет, и у меня перехватывает дыхание. Я не знаю, почему изготовила его в виде трех переплетенных треугольников. Этот узор просто пришел мне в голову, и все.

– Это валькнут, символ Одина, – говорит Стиг. Мои пальцы снова стискивают амулет, а Стиг между тем показывает на остальные символы на рисунке: – Это руны. Ими пользуются, чтобы предсказывать судьбу и колдовать.

Наклонившись над ним, я хватаю еще один свиток и разворачиваю его.

– А как насчет этого? – На рисунке изображена гигантская фигура в мантии с капюшоном, восседающая на троне.

– Наверное, это Хель – властительница подземного мира, царства мертвых. – Стиг видит растерянность и непонимание на моем лице и поясняет: – Христиане украли ее имя и назвали так свою преисподнюю – hell[5]. Древние скандинавы не верили в дьявола, в их загробном мире не было ни огня, ни горящих в нем людей.

Он хмурит брови, потом добавляет:

– Это темная богиня-мать, в чьи холодные объятия должны прийти мы все. Считается, что после твоей смерти Хель заставляет тебя взглянуть на себя со стороны.

– Что ты имеешь в виду?

– Она заставляет тебя увидеть в себе и хорошее, и дурное. Думаю, для того, чтобы человек смог поучиться на своих собственных ошибках. – Стиг просматривает и другие рисунки, и он явно озадачен. – Это нарисовала твоя бабушка?