Читать книгу "Страшный человек - Сергей Протасов"

— А кто еще мог знать о том, что Евгений Викторович собрался уезжать?

— Послушайте, ну откуда мне знать — кто? Мало ли. Подумайте сами-то: «мог знать, мог не знать, не мог знать, не мог не знать». Я знаю только, кто знал. Запишете?

— Диктуйте.

— Я знал, моя жена знала, можете с нас и начать строить свои версии, — слово «версии» прозвучало издевательски. — Сашка — он слабоумный, можете решительно отринуть эту версию сразу, его жена, скорее всего, не знала, он не станет ей говорить. На заводе пара человек, то есть весь завод — триста человек. А там! Что знают двое, сами понимаете, знает последний милиционер. Умножайте еще на четыре! Теоретически могли знать сотни людей, притом неизвестно, кому говорили сам Женька или Катерина. Нет, с этого конца вам дело не раскрыть. Это вам не А ударил ножом В из ревности к С. Тут совсем другой масштаб. Придется из лаптей в полуботинки переобуваться, — он высокомерно ухмыльнулся. — Женька говорил, что бизнес в Америке сулит миллиарды долларов — грузоперевозки, и что дело требует его личного контроля, иначе отожмут. Мафия. Вот куда ниточки-то ведут. Соображаете? Миллиарды! За такие деньги мать родную зарежешь, и никто тебя не осудит, все поймут. А вы — «кто знал?», «кому сказал?»… тоже мне, Глеб Жеглов. Интерпол подключайте, пока не поздно!

— Подключим, если надо.

— Конечно-конечно, извините. Расскажите мне, что там произошло? Какое горе! Я ведь даже детективов никогда не читал и кино не смотрел. Все это было всегда где-то в новостях, как будто в другом мире, как будто не по-настоящему. Думал, меня это не коснется, а вот коснулось. Расскажите, что вы там, в квартире, увидели.

— Застрелили всю семью, что-то искали. Больше не могу сказать, не имею права. Олег Львович, на сегодня мы закончим. Я прошу вас не покидать город, вы можете нам понадобиться, еще прошу вас: приходите в другой раз трезвым. Вы можете не верить в наши возможности, но я знаю, что дело мы раскроем и преступника найдем. Я это вам гарантирую. Будьте на связи.

Когда дерганого Волкова увели, Токарев аккуратно взял стакан, из которого тот пил воду, положил его в прозрачный файл, подписал на пленке маркером: «Волков О. Л., 19.04.16» — и убрал всё в сейф.

Он сразу позвонил полковнику Котляру и доложил о личности убитых. Гнев начальства в сторону неизвестных пока, но темных сил невезения, да еще не вовремя, оформился ругательствами на несколько минут. Совещание по плану расследования полковник назначил на восемь утра на завтра.

Токарев долго сидел в кабинете, пытаясь составить этот самый проклятый план. Запланированные на сегодня дела снова пришлось отложить. Он пролистывал фотографии с места преступления, думал, преодолевая ощущение бесконечной усталости, но каких-то открытий не сделал. То ли все было безукоризненно спланировано, то ли кому-то здорово повезло. Таких кровавых преступлений в городе давно не случалось. Он убрал листок с наброском плана оперативных мероприятий в сейф, погасил лампу и вышел из отдела. К своему удивлению он почувствовал, как свежий апрельский ветер вызвал в нем признаки энтузиазма, уверенность в обязательном раскрытии. Словно он помолодел лет на пятнадцать и готов, как раньше, упорно пахать, притягивая удачу.

***

Дома жена расстроила его вопросом, который давно уже напрашивался:

— Помнишь, ты обещал достать денег на учебу Кирюши? Получается достать?

— Да, получается. Нормально? — «достать»! Из тумбочки! Деньги до конца месяца будут, может быть, раньше. Не доставай ты хоть меня, ладно? Обещал — значит сделаю.

— Хорошо, не буду, но ты тоже должен понимать, что есть условия и сроки. Думаешь, легко было договориться на бюджет? Ну, ладно, ладно, не злись. Я же переживаю, и Кирюша каждый день спрашивает.

— Лучше бы он учился, а не в компьютере играл сутками напролет. Меньше бы спрашивать пришлось. Валь, сказал — сделаю, значит сделаю. И так голова раскалывается. У нас сегодня депутата убили со всей семьей, завтра весь телевизор об этом будет орать, не говоря про начальство. Можно я просто покушаю и пойду посплю? Вот и спасибо, а Кириллу скажи, что танки все не перебьешь, даже если целую жизнь на это положишь.

— Передам, хотя он вряд ли поверит, — расстроенная справедливыми упреками мужа, отвечала Валентина.

— Поверит, не поверит… еще одна такая просьба — и я на пенсию выйду. Лучше прозябать на пенсии, чем в тюрьме. Научусь подбивать танки, и будем с Кирюшей на пару упираться, вдвоем мы точно все без остатка одолеем.

Старшая дочь Николая Ивановича, Лена, уже несколько лет была замужем, имела ребенка и жила отдельно. Великого образования она не получила, закончила колледж, но быстро нашла нормального парня и теперь жила с его родителями. Токаревы, разумеется, помогали молодым деньгами. С этой стороны жизни ситуация выглядела стабильной. Другое дело — сын, Кирилл, который сейчас заканчивал одиннадцатый класс и «готовился» к ЕГЭ. Кирилл мечтал о высшем юридическом образовании, что было отрадно, но особо напрягаться не хотел, что огорчало. Не хотел он также идти в армию даже на год. То есть ему обязательно нужно поступать на дневное отделение, при котором для бюджетников имелась военная кафедра. Для поступления, усилиями Валентины и в соответствии с ее договоренностями, требовалась сумма, равная пятнадцати тысячам долларов. Причем как бы ребенок не сдал экзамен, на бюджет ему без взятки не поступить — там только блатные и баллы завышены запредельно. Деньги, само собой, семья ждала от Токарева. Сумма для Николая Ивановича была беспрецедентной, так много он никогда не брал. Ну, долларов двести, от силы — пятьсот. Нужен был подходящий случай, Токарев ждал. Время истекало.

Благо вовремя подвернулись гражданин Титов и гражданин Изотов. Два гражданина. Отработав с обоими параллельно, Токарев собрал искомую сумму. Понятно, что каждая из сторон получила свою версию произошедшего, но проблемы никому не нужны, и стороны обязались передать деньги — якобы для подкупа друг друга. Теперь оставалось только дождаться перечислений и сдать средства жене.

Николай Иванович долго ворочался в постели. Его жгла совесть, ему было стыдно. Пожалуй, он даже рад новому громкому делу, которое, возможно, станет его лебединой песней. Самое время отправляться на покой. Быстро и качественно отработав по нему, он рассчитывал в каком-то смысле притушить доставляющую страдания некрасивую ситуацию.

Несчастный Титов поступил так, как и должен был поступить мужчина, ему совершено не за что платить. Следователь пренебрег собственным правилом: главное — справедливость, потом закон. Отвратительно и гадко! А наркоману Изотову место в тюрьме или как минимум в клинике. Кто знает, не зарежет ли он кого-то в другой раз. Отец, начальник налоговой, разумеется, примет меры, но где гарантия, что, почувствовав безнаказанность, подонок не распояшется еще больше? Сегодня он пугает ножом, а завтра пустит его в ход, и эта возможная смерть ляжет на его, Токарева, совесть. Таких людей нельзя отпускать, ни за какие деньги. Он отпустил. Стыдно и отвратительно!

Николай Иванович ворочался с боку на бок, пытаясь найти то самое равновесие, которое всегда спасало его на службе. Он продолжал строить план мероприятий, прокручивая раз за разом все, что ему было известно. Раскрытие становилось для него делом собственной чести, самореабилитацией, возможностью морального очищения и, может быть, продолжения службы.