Читать книгу "Пандемониум - Лорен Оливер"

Меня начинает бить нервная дрожь. Я приказываю себе дышать глубже. Нет никаких причин волноваться. Этот митинг как собрание АБД, только народу больше.

На Тридцать восьмой улице поставили заграждения. Мы выстраиваемся в очередь, полицейские хлопают нас по бокам и обследуют сканерами. Шеи они тоже осматривают — исцеленные должны занять специально для них отведенный сектор. И идентификационные карточки сканируют, хотя, к счастью, не запрашивают Эс-эл, систему легализации. Но и без запросов в Эс-эл на проход уходит целый час. За заградительными барьерами волонтеры раздают антисептические салфетки — маленькие белые пакетики с эмблемой АБД.

«Чистоплотность — признак благочестия. Безопасность в деталях. Счастье в методе».

Я позволяю какой-то седой женщине сунуть мне в руку один пакетик.

И вот наконец я на месте. Немилосердно громко стучат барабаны, толпа без конца скандирует лозунги, весь этот шум напоминает бьющиеся о берег океанские волны. Сердце колотится у меня в горле.

Однажды я видела фотографию Таймс-сквер тех времен, когда еще не изобрели процедуру исцеления и не окружили города границами. Тэк нашел фотоальбом в хоумстиде в районе Нью-Джерси, это сразу через реку от Нью-Йорка. Мы там ждали, когда прибудут наши поддельные документы. Фотоальбом практически не пострадал, Тэк нашел его в руинах разбомбленного дома. Вечерами я листала альбом и представляла, что на фотографиях моя жизнь, а все эти молодые улыбающиеся люди — мои друзья.

Теперь Таймс-сквер выглядит совсем по-другому. Я двигаюсь вперед вместе с толпой, мне нечем дышать.

В одном конце большой открытой площади возведен помост. Над помостом громадный билборд, таких я еще не видела. Вся площадь билборда заклеена символикой АБД — красно-белые квадратики трепещут на ветру.

Объединенная церковь науки и религии оккупировала другой билборд, на нем красуется гигантская рука с молекулой водорода на ладони. Остальные рекламные щиты, а их здесь дюжины, выцвели добела и теперь невозможно понять, что на них рекламировалось. Мне кажется, что на одном из них я вижу какую-то призрачную улыбку.

Естественно, никакого освещения нет.

Та фотография из альбома была сделана ночью, но светло на ней как днем. Я в жизни не видела столько огней, даже вообразить такое не могла. Ослепительно яркие огни самых сумасшедших цветов напомнили мне о пятнышках, которые плывут перед глазами, если вдруг случайно посмотришь на солнце.

Лампочки на месте, только они не горят. То тут, то там между лампочками, как на насесте, пристроились голуби. В Нью-Йорке и в его пригородах, как и в Портленде, ограничено потребление электроэнергии. Здесь хоть и больше машин и автобусов, но блекауты случаются чаще. Слишком много людей, электричества на всех не хватает.

На помосте установлены микрофоны и стулья, а за ними большой экран, такой же, как на собрании АБД. Люди в униформе заняты последними приготовлениями. Там будет Джулиан, и я должна каким-то образом подобраться поближе.

Я начинаю медленно и мучительно проталкиваться сквозь толпу. Приходится орудовать локтями и постоянно извиняться. Даже рост пять футов два дюйма не помогает. Люди стоят вплотную, ни щелки не найти.

И тогда я снова начинаю паниковать. Если стервятники действительно появятся или что-то пойдет не так, бежать будет некуда. Мы здесь как стадо баранов в загоне. Начнется паника, давка, люди затопчут друг друга.

Но стервятники не появятся. Он не осмелятся. Это слишком опасно. Здесь много полицейских, много регуляторов, много оружия.

Я протискиваюсь мимо открытой трибуны, где сидят члены «Молодой гвардии» АБД. Естественно, девушки и юноши на разных скамьях, и стараются не смотреть друг на друга.

Наконец я добираюсь до цели. Помост возвышается над землей футов на десять — двенадцать. Наверх ведут крутые деревянные ступеньки. У лестницы стоит группа людей. За стеной из телохранителей и полицейских мне удается разглядеть Томаса и Джулиана Файнмэнов.

Джулиан с отцом в одинаковых костюмах. Волосы у Джулиана зачесаны назад и убраны за уши. Он переминается с ноги на ногу, явно пытается скрыть волнение.

Интересно, что в нем такого особенного? Почему Рейвэн и Тэк приказали мне не спускать с него глаз? Он стал символом АБД, он пожертвует собой ради всеобщей безопасности. Это все так. Но может, он представляет для нас какую-то более серьезную опасность?

Мысленно я возвращаюсь к тому, что говорил Джулиан на собрании АБД.

«Мне было девять, когда мне сказали, что я умираю».

Интересно, как это — медленно умирать?

А быстро?

Чтобы избавиться от этих мыслей, я крепко сжимаю кулаки, так, что ногти впиваются в ладони.

Из-за помоста доносится барабанная дробь. Часть площади с моего места не видна, должно быть, там духовой оркестр. Люди скандируют все громче, теперь орет уже вся толпа, и мы непроизвольно начинаем раскачиваться в такт с лозунгами. Откуда-то издалека доносится другой ритм, разрозненные голоса выкрикивают другие лозунги: «АБД — опасна для всех... Исцеление для защиты, а не для вреда...»

Несогласные. Их, должно быть, загнали куда-то подальше от помоста.

Громче, громче, громче. Мое тело входит в общий ритм, я чувствую, как вибрация гула толпы из тысяч и тысяч людей поднимается во мне от пяток к груди. И хоть я ни во что из этого не верю — ни в слова, ни в этих людей, ни в их цели,— атмосфера всеобщего воодушевления захватывает меня, дарит ощущение силы.

Опасная атмосфера.

Вдруг, когда вопли толпы достигают своего пика, Томас Файнмэн выходит из окружения телохранителей и, перешагивая через ступеньку, поднимается на помост. Ритм распадается на крики и аплодисменты. Повсюду над толпой появляются белые баннеры и флаги. Часть из них выпущена силами членов АБД, остальные люди просто вырезали из ткани длинные белые полосы. Вся Таймс - сквер покрывается тонкими белыми щупальцами.

— Спасибо,— благодарит в микрофон Томас Файнмэн.

Его голос гремит над нами, а потом микрофон вдруг начинает дико и пронзительно выть. Файнмэн кривится, он накрывает микрофон ладонью и чуть подается назад, чтобы дать какие-то указания. В этот момент у него на шее отчетливо видна метка исцеленного. Шрам в форме треугольника транслируется на видеоэкран.

Я переключаюсь на Джулиана. Он стоит за стеной из телохранителей, скрестил руки на груди и наблюдает за отцом. Он в одном пиджаке, ему, наверное, холодно.

— Спасибо,— во второй раз начинает Томас Файнмэн и, удостоверившись в том, что звук нормальный, продолжает: — Так-то лучше. Друзья мои...

И тут это происходит.

Бах. Бах. Бах.

Три маленьких взрыва; похоже на петарды, которые мы запускали на «Истерн-пром» четвертого июля.

Кто-то пронзительно кричит.

А потом начинается хаос.