Читать книгу "Один день - Дэвид Николс"

Теперь же, стоя у ограждения и глядя на уже четко вырисовывающиеся очертания города, она начала понимать, в чем смысл путешествий: никогда она еще не чувствовала себя так далеко от прачечных-автоматов, двухэтажного автобуса, везущего ее в направлении дома, и тесной комнатушки в квартире Тилли. Тут даже воздух казался другим, причем не только на запах и на вкус — это словно была другая природная стихия. В Лондоне воздух был мутным, как запущенный аквариум, в который нужно вглядываться, чтобы что-то рассмотреть. Здесь же все было ярким, отчетливым, чистым и прозрачным.

Она услышала щелчок затвора фотоаппарата и, обернувшись, увидела, что Декстер опять ее снимает.

— Я ужасно выгляжу, — машинально сказала она, хотя, возможно, это было не так. Декстер встал у нее за спиной, взявшись за перила по обеим сторонам от ее талии:

— Красиво, правда?

— Ничего, — ответила она и не смогла вспомнить, когда чувствовала себя счастливее.

Они сошли на берег — впервые в жизни она действительно сошла на берег — и тут же окунулись в водоворот причальной суеты. Обычные путешественники и бэкпекеры пытались выторговать лучшую цену на жилье.

— А теперь что?

— Найду нам какое-нибудь жилье. Ты подожди в том кафе, а я за тобой приду.

— Только чтобы там был балкон…

— Да, мэм.

— …и вид на море. И письменный стол.

— Постараюсь. — Шлепая сандалиями, он зашагал к толпящимся на пристани туземцам.

— И не забудь! — крикнула она ему вслед.

Он обернулся и посмотрел на нее. Эмма стояла у начала волнореза, придерживая широкополую шляпу; легкий ветер дул прямо на нее, отчего четко обозначились линии ее тела под летним голубым платьем. Она больше не носила очки, а на груди у нее были веснушки, которых он раньше никогда не замечал, и розовая кожа, исчезающая под воротом платья, стала золотистой.

— Не забудь про правила, — сказала она.

— А что с ними?

— Нам нужны две комнаты. Понял?

— Конечно. Две комнаты.

Улыбнувшись, он продолжил путь. Эмма посмотрела ему вслед, затем оттащила два рюкзака вдоль волнореза к маленькому открытому кафе, где гулял ветер. Порывшись в сумке, она достала ручку и блокнот — дорогой, в тканевом переплете. Ее путевой журнал.

Открыв блокнот на первой чистой странице, она задумалась, какую бы умную мысль или наблюдение записать. Но ничего не приходило в голову, кроме слов «все хорошо». Все было хорошо, и ее переполняло новое и незнакомое чувство, что именно здесь ей положено быть.

* * *

Декстер и хозяйка стояли в центре полупустой комнаты: белые оштукатуренные стены, прохладный каменный пол и больше ничего, кроме огромной двуспальной железной кровати, маленького письменного стола со стулом и засохших цветов в горшке. Он прошел сквозь двойные двери со ставнями и очутился на большом балконе, окрашенном в цвет неба, с которого открывался вид на залив. Это было похоже на какую-то потрясающую сцену.

— Вы сколько человек? — спросила хозяйка, довольно привлекательная женщина примерно тридцати пяти лет.

— Двое.

— И сколько день?

— Точно не знаю, пять ночей, может, больше.

— Красивый комната, я думать.

Декстер сел на двуспальную кровать, задумчиво попрыгал на матрасе.

— Но мы с подругой просто… ну, просто хорошие друзья. Нам нужны две комнаты.

— О!.. О'кей. Есть два комната.

Как это он раньше не замечал эти веснушки на груди у Эммы, чуть ниже выреза на платье?

— Так есть у вас вторая комната?

— Да, конечно. Два комната.

* * *

— Есть хорошая новость и плохая.

— Валяй. — Эмма захлопнула блокнот.

— Я нашел потрясное место — с видом на море, с балконом, чуть повыше на холме. Там тихо, если тебе захочется посочинять, есть даже маленький стол, и на следующие пять дней комната свободна, даже дольше, если захотим.

— А плохая новость?

— Там только одна кровать.

— А…

— А?..

— Ясно.

— Извини.

— Правда одна? — недоверчиво спросила она. — Одна кровать на всем острове?

— Разгар сезона, Эм! Я всё обошел! — Успокойся, не визжи, сказал он себе. Может, попробовать надавить на жалость? — Но если ты так хочешь, я пойду еще поищу… — С усталым видом он поднялся со стула.

Она взяла его за руку:

— Кровать большая или маленькая?

Кажется, она поверила. Он снова сел:

— Двуспальная. Большая.

— Что ж, надеюсь, она действительно огромна. Чтобы все было в соответствии с нашими правилами.

— Ну, — Декстер пожал плечами, — мне больше нравится воспринимать их как рекомендации.

Эмма нахмурилась.

— Я хотел сказать, Эм, что если ты не против, то и я тоже.

— Нет, то, что ты не против, это понятно…

— Но ты уверена, что сможешь удержаться и не приставать ко мне…

— О, я-то смогу, вот насчет тебя не знаю…

— Потому что клянусь, если ты меня хоть пальцем тронешь…

Эмма сразу влюбилась в комнату. Стоя на балконе, слушала цикад, стрекот которых был знаком ей только по фильмам; если честно, она даже думала, что цикады — не более чем экзотическая выдумка. А какой восторг у нее вызвали лимоны в саду — настоящие лимоны, на деревьях! Их как будто приклеили к веткам. Не желая показаться деревенской дурочкой, она ничего из этого вслух не произнесла и лишь сказала: «Отлично. Берем». И пока Декстер договаривался с хозяйкой, проскользнула в ванную, где продолжила свою битву с контактными линзами.

В университете у Эммы было твердое собственное убеждение по поводу нарциссизма носящих контактные линзы людей: линзы, по ее мнению, способствовали укреплению идеализированных представлений о женской красоте. Массивные, недорогие и практичные очки, полученные бесплатно по медицинскому полису, свидетельствовали о том, что ее не интересуют всякие глупости вроде внешней привлекательности, так как ее голова занята более возвышенными материями. Но спустя годы после окончания колледжа эта цепь рассуждений стала казаться ей столь оторванной от реальности и лицемерной, что она в конце концов поддалась на уговоры Декстера и купила себе линзы, наконец осознав, что все эти годы избегала лишь одного — того момента из кино, когда библиотекарша снимает очки и встряхивает волосами: «Мисс Морли, да вы красавица!»

Теперь лицо в зеркале казалось ей чужим, голым, открытым, точно она только что сняла очки, которые носила непрерывно в течение девяти месяцев. Ее беспокоило, что от линз у нее начался тик, нервное моргание, которое возникало непроизвольно. Кроме того, они липли к пальцам и лицу, как рыбья чешуя, или, как сейчас, заползали за глазное яблоко, исчезая где-то в глубине глазных впадин. После долгого кривляния и манипуляций, по ощущениям похожих на хирургические, она наконец извлекла линзы и вышла из ванной с красными слезящимися глазами и часто моргая.