Читать книгу "Предатель памяти - Элизабет Джордж"

— Если тюремные архивы не оправдают наших надежд, то у нас остается только «хамбер», — сказал Лич. — Приведите его для осмотра, Линли.

— Хорошо, сэр. А что касается компьютера Юджинии Дэвис…

— С этим разберетесь позднее. После того, как мы увидим «хамбер». И поговорите с Фостер. Я хочу знать, где она была сегодня после обеда.

— Вряд ли она караулила своего жениха на остановках, — сказал Линли, хотя понимал, что сейчас лучше помалкивать, чтобы лишний раз не напоминать старшему инспектору о своих прегрешениях. — В ее состоянии она была бы слишком приметной.

— Поговорите с ней, инспектор. И доставьте мне эту машину.

Лич продиктовал Линли адрес Джил Фостер. Это была квартира в Шепердс-Буше. С помощью телефонной справочной Линли узнал телефон, зарегистрированный по этому адресу, и в течение минуты утвердился в своем предположении: Джил не было дома. Она отвозила Дэвиса в его квартиру в Южном Кенсингтоне.

Когда «бентли» несся по Парк-лейн, прицеливаясь к выезду на Гауэр-стрит, Хейверс задумчиво произнесла:

— Вы знаете, инспектор, а ведь только Гидеон и Робсон могли толкнуть Дэвиса сегодня вечером под автобус. Но если действительно это дело рук одного из них, то по-прежнему остается без ответа главный вопрос: почему?

— Сейчас для нас главное слово «если», — заметил Линли.

Она, очевидно, расслышала сомнение в его голосе, потому что спросила:

— Так вы не считаете, что они могли это сделать?

— Обычно убийцы пользуются одними и теми же средствами, — ответил он.

— Но ведь автобус — тоже транспортное средство, — возразила Хейверс.

— А во всех предыдущих случаях фигурировал легковой автомобиль и водитель. Автомобиль, а не автобус. Нам не обязательно, чтобы это был «хамбер», достаточно любой старой машины, но автобус никак не укладывается в общий рисунок. Еще один аргумент: предыдущие наезды заканчивались гораздо трагичнее, чем этот.

— К тому же никто не видел, как Дэвиса толкали, — добавила Хейверс, постепенно склоняясь к точке зрения Линли. — По крайней мере, пока такого человека не нашли.

— И не найдут, Хейверс, готов поспорить на что угодно.

— Ну хорошо. Допустим, это был Дэвис. Сначала он выслеживает Кэтлин Ваддингтон — перед тем как расправиться с Юджинией. После Юджинии берется за Уэбберли, чтобы сбить нас со следа и навести подозрения на Катю Вольф, потому что мы не сразу докапываемся до нее. Затем Дэвис сам бросается под автобус, так как чувствует, что мы не рассматриваем Катю Вольф как нашего главного подозреваемого. Хорошо. Все сходится. Но опять-таки остается неясным мотив.

— Мотив — Гидеон. Другого быть не может. Юджиния каким-то образом угрожала Гидеону, а Дэвис живет только ради сына. Если, как вы и предполагали, Барбара, мать могла помешать ему вернуться к музыке…

— Мне эта идея нравится, но зачем Юджинии это делать? То есть уж кто-кто, а она должна была хотеть, чтобы он продолжал играть, верно? Мы же видели, у нее на чердаке собрана история всей его карьеры. По-моему, она гордилась тем, что ее сын такой гениальный музыкант. С чего бы она вдруг стала совать ему палки в колеса?

— Возможно, она и не имела намерения совать палки в колеса, — выдвинул объяснение этой загадке Линли. — Но именно к этому могла привести ее встреча с Гидеоном, хотя сама она об этом и не подозревала.

— И тогда Дэвис убил ее? Но почему он просто не сказал ей все как есть? У него что, язык отвалился бы сказать: «Погоди, старушка. Если сейчас ты увидишь Гидеона, то ему конец в профессиональном смысле»?

— Может, он так и сказал, — продолжал развивать свою мысль инспектор. — А она ему ответила: «У меня нет выбора, Ричард. Прошло столько лет, и теперь настало время…»

— Время для чего? — спросила Хейверс. — Воссоединения семьи? Объяснений, почему она тогда ушла из дома? Анонса о скорой свадьбе с майором Уайли? Настало время для чего?

— Для чего-то, — ответил Линли. — Чего мы, вероятно, никогда не узнаем.

— М-да, это очень поможет нам в расследовании, — хмыкнула Хейверс. — И Ричарда Дэвиса преподнесет нам на блюдечке с золотой каемочкой! Если и вправду это сделал он, что еще неизвестно. Против него у нас нет ни одной, даже самой завалящей улики! А кстати, у него, кажется, было алиби, инспектор. Что он вам сказал?

— Он спал. С Джил Фостер. Которая сама, по всей вероятности, тоже спала. Так что в принципе он мог съездить по своим делам и вернуться, а она бы ничего не заметила. И при этом он легко мог воспользоваться ее машиной и потом поставить ее обратно.

— Так, снова уперлись в «хамбер».

— Это наша единственная зацепка.

— Ага. Отлично. Что-то сомневаюсь я, что прокурор клюнет на такую зацепку. Доступ к автомобилю не самая сильная улика.

— Доступ — нет, — согласился Линли. — Но я рассчитываю, что одним лишь доступом дело не ограничится.

Гидеон

20 ноября

Я увидел папу до того, как он посмотрел вверх и заметил меня. Он шел по тротуару вокруг Чалкот-сквер, и по его походке я видел, что он в задумчивости. Это не вызвало у меня никаких серьезных опасений или тяжелых предчувствий.

Потом произошло нечто странное. В дальнем конце садика, разбитого по центру площади, показался Рафаэль. Должно быть, он окликнул отца, потому что папа, которому до моего крыльца оставалось пройти лишь несколько домов, обернулся и стал ждать Робсона. Из окна музыкальной комнаты мне было хорошо видно, что они обменялись парой фраз, после чего говорил в основном мой отец. Рафаэль слушал, а потом попятился на пару шагов, лицо его сморщилось, как будто его ударили в живот. Папа все говорил. Рафаэль развернулся и медленно зашагал к садику. Папа следил за тем, как Рафаэль дошел до ворот, около которых стоят две деревянные скамьи, и сел на одну из них. Нет, не сел, а осел, упал на скамью всем весом, как будто набитый костями и плотью мешок, а не живой человек.

Я мог бы догадаться. Но не догадался.

Папа пошел дальше и в какой-то момент глянул на мой дом и увидел, что я стою в окне и смотрю на него. Он поднял руку, но ответного жеста ждать не стал. Через миг он исчез из виду, и вскоре я услышал звук ключа, поворачивающегося в замке моей входной двери. Поднявшись в музыкальную комнату, он снял пальто и аккуратно повесил его на спинку стула.

«Что с Рафаэлем? — спросил я. — Случилось что-то?»

Он повернул ко мне опечаленное лицо. «У меня плохие новости, — сказал он. — Очень плохие новости».

«Что?» Страх накрыл меня с головой, как океанская волна.

«Не знаю, как и сказать тебе», — проговорил он.

«Просто скажи».

«Твоя мать умерла, сын».

«Как? Ты же говорил, что она звонила тебе насчет того, что произошло в Уигмор-холле. Она не могла…»