Читать книгу "Источник - Айн Рэнд"

Тухи сказал правду: ничего иного у него и в мыслях не было.

Китинг не смог обнаружить связей Прескотта и Уэбба — в какой конторе, на каких условиях, с кем из десятков официальных лиц, вовлечённых в проект. Понятие ответственности было настолько размыто, что никто не мог быть полностью уверен в чьей-то власти. Ясно было только одно — у Прескотта и Уэбба есть друзья, и Китингу не убрать их из дела.

Изменения начались со спортивного зала. Дама, отвечавшая за подбор съёмщиков, потребовала спортивного зала. Она была из службы социального обеспечения, и её работа должна была закончиться с началом строительства. Она получила постоянную работу, добившись назначения на должность директора службы массового досуга Кортландта. В проекте не было никакого спортивного зала — в нескольких минутах ходьбы были расположены две школы и отделение ХАМЛ{74}. Она заявила, что это оскорбление для детей бедняков, — Прескотт и Уэбб снабдили здание спортивным залом. Затем пошли и другие изменения, уже чисто эстетического плана. Дополнительные расходы накручивались на смету, выдержанную в духе строжайшей экономии. Директор службы массового досуга отправилась в Вашингтон провентилировать вопрос о малом театре и зале собраний, которые она надеялась устроить в следующих двух зданиях Кортландта.

Изменения происходили постепенно, понемногу. Распоряжения, дающие добро изменениям, шли из штаб-квартиры.

— Но мы уже готовы начать! — кричал Китинг.

— Какого чёрта, — тянул на южный манер Гэс Уэбб, — ну пусть выкинут ещё пару тысяч, всего и делов.

— Теперь с балконами, — настаивал Гордон А. Прескотт, — они придадут современный стиль. Нельзя же, чтобы торчала голая стена. Это уныло. Потом, ты не учитываешь психологии тех, кто будет здесь жить. Люди, которые придут сюда жить, привыкли рассиживать на пожарных лестницах. Им это нравится. Им будет не хватать этого. Надо позаботиться, чтобы им было где посидеть на свежем воздухе… Цена? Чёрт возьми, если тебя это чертовски заботит, у меня есть идея, на чём можно здорово сэкономить. Мы обойдёмся без дверей в кладовки. Зачем вообще нужны двери в кладовках? Это старомодно. — И все кладовки остались без дверей.

Китинг боролся. Такой борьбы он ещё не знал, он использовал всё что мог, честно, до предела своих истощённых сил. Он ходил из кабинета в кабинет, споря, угрожая, моля. Но у него не было влияния, в то время как его помощники, казалось, контролировали все подводные течения. Чиновники пожимали плечами и отправляли его к кому-нибудь другому. Никого не заботил эстетический образ здания. «А какая разница?» — «Это же не из вашего кармана, не так ли?» — «Кто вы такой, чтобы всё шло по-вашему?» — «Дайте и другим попробовать свои силы».

Он взывал к Эллсворту Тухи, но Тухи не заинтересовался. Он был занят другими делами и не имел никакого желания провоцировать бюрократическую перебранку. По правде говоря, он не нацеливал своих протеже на высокохудожественные усилия, но и не видел причин их останавливать. Всё это его занимало.

— Но это ужасно, Эллсворт! Ты же знаешь, что это ужасно!

— Да, наверное. Но о чём ты беспокоишься, Питер? Бедные необразованные съёмщики не в состоянии оценить художественные изыски. Главное, чтобы канализация работала.

— Но для чего?! Зачем?! Зачем?! — кричал Китинг на своих помощников.

— А почему нам ничего нельзя сказать? — спрашивал Гордон Л. Прескотт. — Мы тоже хотим выразить свою индивидуальность.

Когда же Китинг призывал обратиться к контракту, ему говорили: «Ладно, валяй, попытайся привлечь к суду правительство. Попытайся». Временами на него нападало желание убить. Но было некого убивать. Даже если бы ему это позволили, он бы не смог найти жертвы. Никто ни за что не отвечал. Не было ни целей, ни причин. Это просто происходило — и всё.

Китинг пришёл к Рорку в тот же вечер, когда тот вернулся. Он пришёл незваным. Рорк открыл дверь и сказал: «Добрый вечер, Питер». Китинг не смог ответить. Они молча прошли в кабинет. Рорк сел, а Китинг остановился посредине и мрачно спросил:

— Что ты собираешься делать?

— Теперь предоставь это мне.

— Я ничего не мог сделать, Говард… Ничего не мог сделать!

— Полагаю, нет.

— А что можешь ты? Ты же не подашь в суд на правительство.

— Нет.

Китинг подумал, что лучше сесть, но расстояние до стула казалось ему слишком длинным.

— Что ты со мной сделаешь, Говард?

— Ничего.

— Хочешь, я выложу им всю правду? Каждому?

— Нет.

После небольшой паузы Китинг прошептал:

— Позволь мне отдать тебе гонорар… все… и…

Рорк улыбнулся.

— Извини, — прошептал Китинг, глядя в сторону. Он помолчал, а затем мольба, которая не должна была прозвучать, вырвалась наружу: — Я боюсь, Говард…

Рорк покачал головой:

— Что бы я ни делал, тебя это не затронет, Питер. Я тоже виновен. Мы оба виновны.

— Ты виновен?

— Это я повредил тебе, Питер. С самого начала. Тем, что помогал тебе. Есть дела, в которых нельзя просить помощи и нельзя помогать. Я не должен был работать над твоим проектом в Стентоне. Не должен был работать над зданием «Космо-Злотник». И над Кортландтом. Я нагрузил на тебя больше, чем ты мог снести. Это как слишком сильный для цепи электрический ток. Предохранители полетели. А теперь мы оба за это платим. Для тебя это тяжело, для меня ещё тяжелее.

— Ты… ты хотел бы побыть один, а, Говард?

— Да.

У дверей Китинг сказал:

— Говард! Они же не умышленно.

— Это ещё хуже.

Доминик услышала шум машины, поднимающейся по холму. Она подумала, что возвращается домой Винанд. Он задерживался допоздна вот уже две недели, после своего возвращения.

Шум мотора наполнил тишину весеннего вечера. В доме не было ни звука, только тихое потрескивание её волос, когда она откидывала назад голову, ища для неё опору на мягкой спинке кресла. На какой-то момент она перестала осознавать шум приближавшейся машины — всё было таким знакомым в этот час, всё было частью окружавшего дом одиночества.

Она услышала, как машина остановилась. Дверь никогда не закрывалась, не ждали ни гостей, ни соседей. Она услышала, как дверь отворилась, затем послышались шаги внизу в холле. Шаги не остановились, а уверенно зазвучали на лестнице. Повернулась ручка двери.

Это был Рорк. Поднимаясь, она подумала, что раньше он не входил в её комнату, но он знал все закоулки этого дома, как её тело. Она не испытала потрясения. Только вспомнила о потрясении, подумав в прошедшем времени: «Я должна была чувствовать себя потрясённой, когда увидела его». Сейчас, когда она стояла перед ним, всё казалось очень простым.